К этой разновидности мифологических рассказов относятся в первую очередь бывальщины о проглоченных и заново рожденных зооморфным существом людях. При всем многообразии вариантов данного "бродячего" сюжета вырисовывается достаточно типичная коллизия. Некто из сельских жителей хочет обучиться колдовству. Мотивировки такого желания могут быть самыми разными, но во сяком случае бытовыми, равно как и псевдобытовыми: "в лесу ходить" (т.е. удачно охотиться); "барином жить"; испортить мужика, который "межу переносил крадом" (украдкой) в свою пользу; "чтобы все тебя боялись", и т.д. Если в древнейших мифах магические способности требовались в первую очередь для того чтобы стать великим охотником, а в архаических преданиях - чтобы стать вождем/царем, то теперь картина отличается крайним разнообразием, определяемым крестьянским бытом. Согласно мифологическим рассказам, вознамерившийся перенять магические способности направляется за помощью к деревенскому колдуну: "От матери слышала, что парни в деревне привязались к колдуну: Научи!". Или: "Девки наши пошли к одной колдовке, чтобы она научила их". Колдун, который в этом сюжете выступает лишь в роли посредника между посвящаемым и мифическим существом, откликается на просьбу далеко не каждого: из нескольких он выбирает одного. Или соглашается со второго либо третьего раза.

Колдун в качестве распорядителя ритуала передачи тайного знания назначает время и место, где будет совершен этот акт. Чаще всего он велит приходить в двенадцать часов ночи в баню, топящуюся по-черному. Предписание, как правило, строго исполняется. Выбор полуночи объясняется представлениями об активизации в это время потусторонних сил, божественных или пониженных под влиянием христианства до уровня демонических. Место, где совершается обряд восприятия колдовского искусства, также изначально носило сакральный характер. Это прежде всего баня, которая некогда, находясь в синкретическом единстве с избой и осмысляясь в качестве языческого храма, служила местом отправления культа домашних духов.

Далее действие разворачивается в бане либо тождественном ей локусе. Сюда входит колдун, распорядитель обряда, с неофитом, посвящаемым в колдовство. "Ну чё, Егорушка, будешь учиться? Давай буду тебя сёдни учить", - так или примерно так обращается он к посвящаемому. Есть глухие свидетельства, что колдун в бане произносит ("читает") некие магические слова, содержание которых осталось нам неизвестным. Можно лишь предположить, что посредством их вызывается то или иное мифическое животное, поскольку при его появлении колдун перестает "читать". Таким животным, к примеру, может быть медведь или похожее на него зооморфное существо: "Ведмедь-де, не ведмедь: какой-то лохматый, хайло-де отворил - вот такая пасть! Во рту-де вот огонь". Этот зооморфный персонаж наряду с другими функционально тождественными ему животными фигурирует и в сибирской бывальщине. В ней медведя сменяет волк, а волка, в свою очередь, змея. Модель, сформировавшаяся еще на почве множественного, или классификационного, тотемизма, удивительным образом проявилась в дошедшем до наших дней мифологическом рассказе. Пожалуй, наиболее распространены бывальщины, где в рассматриваемом обряде фигурирует собака: "Тама собака сидит рыжая под полком. Пась раскрыла, язык высунула, во рту огонь пышет". Причем мифическая собака, как и следует ожидать, появляется преимущественно в бане: из-за каменки, из печки, под полком, на полке. В известном смысле она отождествляется с духом-"хозяином" бани, образ которого преемственно связан с образом тотемного предка-родоначальника. Из других зооморфных персонажей, фигурирующих в вариантах анализируемого сюжета, нужно упомянуть свинью, "страшную, пламень изо рта", "сивую кобылу", встреченную на том месте, которое указал колдун, лягушку, раздувающуюся все больше и больше, пока она не стала величиной с быка. Из птиц в роли мифических существ, связанных с посвящением в колдуны, фигурирует "лебедь белая", "расшеперившая пасть". Охотник же, пожелавший овладеть тайными знаниями, увидел перед собой огромного глухаря. Независимо от того, какой облик имеет появившееся в сакральном локусе и в сакральный час мифическое зооморфное существо, его назначение неизменно - проглотить неофита, посвящаемого в колдуны. Кульминация этого сюжета заключена в приказе распорядителя обряда: "Полезай в пасть собаки-то!" - "Да боязно!" - "Полезай, полезай!". Или: "Лизь, если хочешь!". Ослабленный вариант: "Как собака выйдет из-за каменки, огонь из пасти, ты в огонь руки суй!". Реакция неофита всегда одна и та же: "Я боюся"; "А у меня кожа там стала шевелиться".

Не всякий способен выдержать такое испытание - войти в пышущую пламенем пасть: "Страшно ему, и не стал, пошел оттуда". Это страх смерти, прохождение через которую предусмотрено мифологической логикой самого обряда. "Главная часть церемонии состояла в умерщвлении и воскресении посвящаемого, который таким образом приобретал магическую силу", - писал В.Я. Пропп относительно сущности инициаций, основываясь на материалах волшебной сказки. И все же в большинстве вариантов посвящаемый покоряется воле распорядителя обряда: "Собака-то пасть расшеперила - он полез скрозь, из заду вылез". Иногда через эту собаку требуется "дважды лизьти" или же пролезать через разных животных: например, вначале через собаку, а затем "через белую лебедь".

Вырождение мотива поглощения неофита мифическим животным зафиксировано в украинской традиции. Вот один из примеров. Женщина, пожелавшая стать ведьмой, приходит в темную ночь на то место, где, по ее сведениям, брошено околевшее животное: лошадь или корова. Она останавливается перед падалью и смотрит на нее пристально, в каком-то забытьи. Спустя несколько минут она стремительно бросается к трупу животного, пробивает в его боку дыру и влезает через нее внутрь. Пробыв там несколько времени, она вылезает оттуда, но уже с противоположной стороны, через другой бок. Из трупа выходит ученая ведьма, способная в первую очередь к перевоплощениям. Если сам мотив поглощения претерпел в данном случае позднейшую трансформацию, то заключенные в нем представления о корове и лошади как животных-поглотителях чрезвычайно архаичны. Согласно другой версии, для посвящения в колдуны достаточно, чтобы мифическое животное (например, медведь, волк) погладило неофита либо обвилось (это касается змеи) вокруг его шеи.

Мотив поглощения был в свое время рассмотрен на материалах сказки В.Я. Проппом. Исследователь установил, что поглощение связано с обрядом инициации. В мифологических же рассказах его пережитком служит обряд посвящения в колдуны. В отличие от обряда инициации, имеющего множество функций, обряд посвящения в колдуны сводится, по сути, к одной - к передаче-усвоению магических способностей. И в том, и в другом случае предполагается временная смерть неофита, поглощенного чудовищным (изначально тотемным) животным, и его воскресение уже новым человеком. В этом эпизоде реализуется мифологема: проглотить значит родить. Согласно разысканиям В.Я. Проппа, для совершения обряда, кульминационным моментом которого являлось поглощение неофита, иногда выстраивались специальные дома или шалаши, имеющие форму животного, причем дверь, через которую можно было попасть в потусторонний мир, "область смерти", представляла собой пасть. Вот почему даже в мифологических рассказах, записанных в наши дни, пасть осмысляется как дверь, а нутро животного - как дом/баня: "Подошел он к собачьей пасти и в дому оказался. Там столов много было, и нужно было к каждому подойти. Подошел к двери и оказался в бане". Находясь в брюхе бани/дома-собаки, посвящаемый в колдуны подходит, будто в лавке, к столу, где "чертей давали": "Скоко те надо?" - "Одного надо..." - "Меньше трех не даем".

В других вариантах этого сюжета посвящаемый, пролезший через мифическое животное, обретает "всех дьяволов", "чертей" и прочих нечистых духов, т.е. чудесных помощников, со временем столь негативно переосмысленных. Так или иначе новоявленный колдун выходит из бани уже не один, а с помощниками, принявшими облик людей, животных, насекомых, предметов. Обретение тайного знания сводится, таким образом, к обладанию магической властью над мифическими существами.

Если первоначально обретение чудесных помощников и магических способностей, обусловленное обрядом инициации и культом тотемного предка, осмыслялось как священнодействие, то впоследствии все, связанное с языческими божествами, стало восприниматься как кощунственный акт. Полученное же таким способом знание теперь, при смене верований, считалось греховным. Вот почему посвящаемый в колдуны должен был, прежде чем приступить к исполнению обряда, отречься от каких бы то ни было атрибутов христианства: он клал икону вниз ликом и вставал на нее ногами; снимал крест; стрелял в передний угол - и там показывалось Христово распятие; отрекался от отца-матери, всего роду-племени. Кроме того, снимал с себя пояс, осмысляемый как оберег и как знак-символ судьбы. Впрочем, такое же богохульство совершалось и при исполнении других, связанных с теми или иными языческими божествами обрядов.

(По материалам Н.А. Криничной)