Борис Александрович Рыбаков. Книга «Язычество древних славян». ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ. Глава восьмая. Род и рожаницы.
Самым загадочным и наименее изученным из всех славянских божеств является Род – божество, известное только восточным славянам и не уцелевшее в этнографическом материале. Эпиграфом к этому разделу можно было бы поставить слова Н. М. Гальковского, написанные им в 1916 г., но остающиеся в силе и по сей день: «Вопрос о почитании Рода и рожаниц принадлежит к самым тёмным и запутанным». (1 Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Харьков, 1916, т. I, с. 153.)
При обзоре литературы вопроса поражают две тенденции, в равной мере противоречащие источникам: одни из авторов стремятся представить Рода маленьким семейным божком, близким к домовому, а другие идут ещё дальше и просто умалчивают о Роде, даже не входя в разбор источников.
Первую статью о рожаницах написал в 1855 г. И. И. Срезневский, считавший их «девами жизни» вроде греческих мойр. (2 Срезневский И. И. Рожаницы у славян и других языческих народов. СПб. 1855)
Эту идею о богинях судьбы подробнее развил А. Н. Веселовский. Он полагал, что Род связан с культом предков, «незримых блюстителей домашнего очага и нарастающего поколения». Первоначально «Род – производитель, совокупность мужских членов племени, сообща владеющих рожаницами, матерями нового поколения». Постепенно Род превратился в «дедушку-домового, также пребывающего у очага». (3 Веселовский А. Н. Разыскания в области духовного стиха. XIII. Судьба-доля в народных представлениях славян. – ОРЯС. СПб., 1890, т. 46, с. 172 – 264 (о Роде).
А. С. Фаминцын во всей своей книге о славянских божествах даже не упомянул ни Рода, ни рожаниц. (4 Фаминцын А. С. Божества древних славян. СПб., 1884. 5 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1913, с. 163.)
Почти так же поступил и Е. В. Аничков, упоминавший Рода лишь в связи со своими текстологическими раздумьями, но уклонившийся от рассмотрения существа дела. Рожаницы, по Аничкову, – «феи, являющиеся при рождении младенцев»; далее он пишет о пышной трапезе в их честь, «не вдаваясь в сложный вопрос о значении и смысле культа Рода и рожаниц». Без каких бы то ни было возражений Аничков приводит мнение Владимирова о том, что «Род – не что иное, как современный домовой». (6 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 162; Пономарев А. И. Памятники древнерусской церковноучительной литературы. СПб., 1897, вып. 3, с. 319.)
Любор Нидерле, приведя очень подробный перечень цитат из источников XI – XV вв., соглашается с тем, что русские рожаницы сходны с греческими мойрами, римскими парками, славянскими суженицами и пр. Уделив основное внимание рожаницам, Нидерле упоминает Рода лишь вскользь, присоединяясь к определению его как домового или демона мужской судьбы.(7 Niederle L. Slovanske Starozitnosti. Praha, 1924, t. II, 1, s. 67 – 70.)
Сторонники «теории домового» должны были бы задуматься хотя бы над тем, что если рожаницы, как правило, упоминаются во множественном (или двойственном) числе, то Род – неизменно в единственном. Какой же это домовой, если он на всех людей один? Кроме того, в тех же самых источниках, где говорится о Роде, упоминается среди всякой демонской мелочи и сам домовой: «бес хороможитель» или «кутный бог». С другой стороны, этнографии совершенно неизвестно наименование домового Родом.
Единственным историком язычества, не уклонившимся от рассмотрения Рода и рожаниц, был Н. М. Гальковский; в своём исследовании он посвятил им специальную главу: «Род и рожаницы. Астрологические верования». (8 Гальковский Н. М. Борьба христианства…, т. I, с. 153 – 191.)
Однако Гальковский, писавший всегда в рамках официального православия, не затронул сущности культа Рода, не коснулся опасного уподобления Рода библейскому Саваофу и искусственно свёл всё к тому, что рожаницы – это мойры, духи, помогающие при родах и определяющие долю, судьбу человека; рожаницы связаны с узкосемейным культом предков. (9 Гальковский II. М. Борьба христианства…, т. I, с. 154 – 160, 177.)
Примерно так же определяет он и Рода, уравнивая его с рожаницами: «почитание Рода и рожаниц было делом семейным, частным». Рода Гальковский приравнивает к деревенскому домовому, «подпечку», «лизуну». Параграф, посвященный Роду, он заключает словами В. О. Ключевского: «Средоточием культа предков является (со значением охранителя родичей) Род со своими рожаницами, т. е. дед с бабушками...» (10 Гальковский Н. М. Борьба христианства…, т. I, с. 177 и 183.)
В советской литературе проявились обе упомянутые выше тенденции: В. В. Иванов и В. Н. Топоров оказались последователями Фаминцына и не упомянули, как уже говорилось, ни разу в своём объёмистом труде Рода. В. Л. Комарович посвятил культу Рода специальную статью, но источники не пересматривал, а только бегло и выборочно упомянул наиболее известные, не использовав даже полностью сводок Нидерле и Гальковского. (11 Комарович В. Л. Культ Рода и земли в княжеской среде XI – XIII вв. – ТОДРЛ. Л., 1960, т. XVI, с. 84 – 104.)
По представлениям Комаровича, Род – совокупность предков данной семьи. Возражая против того, что «культу Рода в древнерусском быту приписывался до сих пор сугубо частный, семейный только характер», автор по существу остаётся на такой же позиции, распространяя лишь этот культ и на княжескую среду — «полуязыческий культ княжеских родоначальников». (12 Комарович В. Л. Культ Рода и земли…. с. 88.)
Единственный аргумент в пользу этого – уважительное отношение князей XII в. к своим дедам, основателям локальных династий. Летописные упоминания «дедней и отней молитвы», помогающей тому или иному князю в тяжёлую минуту, Комарович почему-то истолковывает как «красноречивый след языческого культа Рода». (13 Комарович В. Л. Культ Рода и земли…, с. 89.)
На самом же деле всё здесь находится в строгих рамках православия: отец и дед князя являются предстателями перед богом за своего потомка, и помогает этому потомку не языческий Род, а христианская молитва, услышанная христианским богом. Можно говорить о трансформации древнего культа предков, но к культу Рода, персонифицированного единого божества, это не имеет никакого отношения.
Нельзя же думать, что все многочисленные, и враждующие между собой, княжеские линии XII – XIII вв. условились почитать одного предка и почему-то, вопреки истории, назвали его Родом, а не Игорем Старым, как считал Иаков Мних в XI веке, и не Рюриком, как стали считать сочинители позднейшей генеалогической легенды.
В согласии со своими предшественниками Комарович полагает, что почитание Рода дошло «в современном фольклоре до безыменного «доможила», «домового». (14 Комарович В. Л. Культ Рода и земли…, с. 90.)
Самой существенной ошибкой Комаровича, повлекшей за собой целый ряд неверных положений, является истолкование «второй трапезы» в честь рожаниц как поминок: «Речь идёт, – пишет Комарович, – о внецерковных, вторых поминках по умершим предкам сверх канонического поминания в храме...»(15-16 Комарович В.Л. Культ Рода и земли…, с. 88.)
Во-первых, православная церковь никогда не преследовала ни поминок, устраиваемых родственниками покойника в его доме, ни поминовения умерших на кладбище; оба эти обычая дожили до XX в. Во-вторых, ни один источник не даёт права на истолкование трапезы в честь рожаниц как поминок по умершему. В-третьих, ни разу в связи с рожаницами не упомянуты ни кладбище, ни «родительские дни», ни радуница (дни поминовения всех умерших), а когда говорится о языческих обрядах на по гостах (например, в «Стоглаво»), то нет никакой речи ни о Роде, ни о рожаницах. Четвертое возражение: во время рожаничной трапезы участники пира исполняли тропарь рождества Богородицы, никогда не певшийся над мёртвыми и выражавший совершенно противоположную идею – радость по поводу жизни нового существа, а не смерти.
В построениях Комаровича так много натяжек и явного отхода от источников, что согласиться с ним невозможно.
Из всего сказанного выше вытекает непреложный вывод: необходим полный и подробный анализ источников. До сих пор никто из исследователей, за исключением Н. М. Гальковского, не занимался сплошным рассмотрением всех источников, говорящих о Роде и рожаницах. Обычно довольствовались отдельными цитатами, выборочно взятыми из опубликованных текстов, и поэтому получали неполные и однобокие выводы. Гальковский же, хотя и превосходно знал источники, ему мы обязаны наиболее полной публикацией поучений против язычества, но настолько находился под воздействием гипотезы А. Н. Веселовского, что даже не стал искать новых путей для решения спорных вопросов.
Даже известный современный историк славянства Г. Ловмянский в большой книге, посвященной язычеству славян VI – XII вв., не затронул интереснейшую проблему бога Рода и лишь попутно в двух строках упомянул его имя. (17 Lowmianski H. Religia slowian i jej upadek. Warszawa, 1979, s. 123, 124.)
Главной причиной ошибок Веселовского, Гальковского и Комаровича явилось непонимание двойственного характера имеющихся в источниках выражений, содержащих корень «род». Об этом мельком я уже говорил в разделе, посвященном Макоши. В некоторых случаях «родьство», «рождение», «родопочитание» или «родословие» являлись переводом таких греческих слов, как genesis, genealogia, eimarmene, означавших судьбу, предсказания судьбы, астрологические гороскопы («рождественное волшение») – одним словом, то, «что на роду написано». (18 Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958, т. III, стлб. 134 – 139. Латинское выражение «fortunam ас fatum et genealogiam» переводилось так: «часть, имармению и родословью». Иногда даже слово «род» означало то же самое: «От нужда рода» («ex fati necessitate») – «по неотвратимости судьбы». См.: Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь. М., 1900, с. 551 – 554.)
Этот ряд переводных понятий действительно связан с судьбой человека и обстоятельствами (астрономическими) его рождения. Но не это сравнительно невинное суеверие было причиной и объектом яростных церковных обличений.
На протяжении нескольких столетий русские церковные писатели настойчиво и упорно боролись с культом Рода и рожаниц, с ритуальными пирами в честь этих «идолов», и ни разу, ни в одном источнике почитание Рода не было спутано с астрологическим «родопочитанием». Не следует путать и нам; ведь мы имеем дело здесь не с синонимами, а со своеобразным омонимом. Астрологический аспект выступает преимущественно в поздних сочинениях. В конце XV века Иосиф Волоцкий, полемизируя с еретиками жидовствующими, писал: «…и баснословна некаа и звездозакония учаху и по звездам смотрити и строити рожение и житие человеческое, а писание божественное презирати, яко ничто-же суще». (19 Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь, с. 554.)
В XVI веке, когда народный, крестьянский культ рожаниц уже выветривался и сущность его была недостаточно ясна русским книжникам, автор «Домостроя» обличал современных ему астрологов: «… в получая [удачу, судьбу] веруют и в родословии [гороскопы], рекше в рожаницы и в обаяние по звездословию». (20 Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь, с. 554.)
Вот эти-то сочинения, использовавшие архаичный термин, придав ему совершенно иной смысл, и повлияли главным образом на тот поворот темы о Роде и рожаницах, который мы наблюдаем в исследованиях указанных выше авторов. В их оправдание можно сказать только то, что одновременное упоминание Рода как божества, предшествовавшего Перуну, и «родопочитания» в смысле «халдейской астронумеи» встречено однажды в источнике XII в., автор которого, впрочем, не смешивал эти два ряда понятий, в отличие от своих читателей XIX века.