Предисловие к русскому изданию
Предлагаемая читателю работа поистине относится к тому, что, пользуясь расхожими штампами, можно назвать классикой мирового китаеведения или жемчужиной золотого фонда мирового китаеведения. Хотя книги Яна Якоба Марии де Гроота появились еще в начале уходящего столетия, их и сейчас продолжают переиздавать как на Западе, так и на Востоке (Тайвань). Теперь с частью фундаментального многотомного труда «Религиозная система Китая», принадлежащего перу выдающегося голландского синолога, удастся познакомиться и российскому читателю.

Я. де Гроот родился в 1854 году. Свою карьеру он начал в 1878 году как служащий Нидерландской Ост-Индской компании. В 1904 году он становится профессором Лейденского университета, а в 1911 году — Берлинского. Как синолог де Гроот продолжал ту линию изучения религий Китая, которую в XIX веке наметили китаисты-миссионеры, среди которых были и такие выдающиеся ученые и переводчики, как Дж. Легг, П. Доре, современник де Гроота Л. Вигер и, конечно, российские китаеведы — о. Иакинф (Бичурин) и о. Палладий (Кафаров). Придавая особое внимание обрядовым особенностям китайских религий, де Гроот, однако, пошел гораздо дальше миссионеров в рассмотрении влияния религии на политическую жизнь традиционного Китая и на конкретную политическую практику. Интенсивно занимаясь в 1903–1904 годах китайскими тайными обществами, союзами и сектами, де Гроот на десятилетия определил отношение западной синологической науки к явлениям этого рода. Кроме религий Китая, де Гроот также занимался изучением истории средневековой Центральной Азии. Умер этот выдающийся голландский ученый в 1921 году.

Но, конечно, прославился де Гроот, прежде всего, своим грандиозным трудом «Религиозная система Китая» (Religious System of China) в шести весьма объемистых томах, который выходил в свет в течение почти пятнадцати лет — с 1896-го по 1910 год.[1]

Что же понимает де Гроот под «религиозной системой Китая»?

Сразу же ответим, что это вовсе не привычные нам «три учения» (сань цзяо) — конфуцианство, даосизм и буддизм, а нечто иное. Де Гроот по существу описывает некий комплекс религиозных верований и представлений, который можно условно назвать «синизмом» (слово образовано по такому же принципу, что и слова «индуизм» или «иудаизм»). Существует соблазн назвать этот комплекс «народными верованиями» или «суевериями», но эти дефиниции оказываются совершенно непригодными уже хотя бы потому, что соответствующий тип религиозности характерен и для верхов традиционного китайского, включая императорский двор, равным образом именно он и образует то, что некоторые синологи называют «государственной религией Китая». В этом комплексе можно обнаружить, конечно, элементы и конфуцианства, и буддизма, и даосизма, но не более, чем элементы. В целом же эта религия синизмавесьма архаична и вполне могла бы удостоиться такого обозначения, как «китайское язычество», если бы наука уже во времена де Гроота не отказалась от таких оценочных определений. Где же де Гроот нашел свой «золотой ключик» к пониманию этого синизма?

Прежде всего, де Гроот обращает внимание на универсализм китайской религиозности, то есть на общую парадигму народных верований, обрядов и ритуалов и ритуально-обрядовой стороны государственного культа императорского Китая. Эта система, несомненно, синкретична, но это уже ее вторичное определение, а первичное — ее архаичность, соответствующая тому, что в религиоведении обычно называется «ранними формами религии». И здесь мы встречаемся с неким удивительным парадоксом, не осмысленным в полной мере наукой и ныне: в лице китайской цивилизации мы имеем дело с одной из древнейших, богатейших и утонченнейших культур. Мы восхищаемся китайской философией, поэзией, живописью. Но как только мы обращаемся к религии, то с удивлением обнаруживаем, что высокоразвитые конфуцианство, даосизм или буддизм занимают довольно скромное место в ее системе, а господствуют в ней как на народном, так и на государственном уровне вполне архаические и в чем-то примитивные представления и культы — культ предков, почитание божеств, олицетворяющих явления природы и духов местности, поклонение силам природы и т. д. И эта особенность китайской культуры роднит Китай и античность. Посмотрите на культуру Древней Греции: великолепные искусство и литература, утонченная философия и вполне примитивный политеизм, не знающий даже сотериологий — учения о спасении! Различные эзотерические практики (вроде орфических мистерий) и философские рассуждения о Едином и экстазе погружения в него (как у неоплатоников) ничего не меняют — как и в Китае, не они определяют лицо как народных верований, так и официальной религии — ни в Греции, ни в Риме. Во всяком случае уровень религиозного развития античного мира не идет ни в какое сравнение ни с тем, что мы имеем дело в Индии того времени, ни на Ближнем Востоке (иудейский монотеизм). И в Китае мы встречаемся с чем-то очень похожим. Но в чем причина этого явления — наверняка сказать трудно.
Де Гроот определяет основную особенность китайской религиозности как «универсалистский анимизм». Об универсализме китайского типа религиозности мы уже говорили, имея в виду то, что он характерен для всех слоев традиционного китайского общества. Под анимизмом в религиоведении же обычно понимается вера в душу и духов как самое важное для тех или иных религиозных представлений. Вера же во всеобщую одушевленность природы называется обычно аниматизмом (а на философском уровне — гилозоизмом, от греческих слов «hyle» — «материя» и «zoon»- «жизнь»). Надо сказать, что и то, и другое в высшей степени характерно для традиционного китайского мировоззрения (в китайской философии гилозоизм ярчайшим образом проявляется в учении о жизненной силе, или энергии ци, потоки которой пронизывают и животворят все сущее).

Так в чем же специфика китайских представлений о душе? Этот вопрос тем более уместен, что предлагаемый вниманию читателя том из работы де Гроота самым непосредственным образом по своей тематике связан именно с взглядами китайцев на душу и дух.

В период Инь и Раннего Чжоу (XVIII–IX вв. до н. э.), в эпоху господства родовой аристократии существовала вера в то, что после смерти цари (ваны) и, вероятно, главы наследственных домов отправлялись на небо ко двору Верховного императора (шанди; возможно — обожествленный предок иньских царей), где пребывали в качестве его придворных. Об этом гласят многочисленные надписи на гадательных костях, чжоуской ритуальной бронзе, а также (относительно чжоусцев) некоторые фрагменты «великих од» (да я) «Ши цзина» («Канон поэзии»). Что касается загробной судьбы простого народа, то о ней в текстах нет никаких свидетельств. Не исключено, что общества архаической аристократии просто отказывали в праве на бессмертие людям «низкого» происхождения. Вместе с тем наиболее ранние тексты не содержали материала, говорящего о представлениях о душе. Наиболее ранний фрагмент, посвященный этой теме, содержится в историческом тексте «Цзо чжуань» (7 год Чжао-гуна — 534 г. до н. э.) и представляет собой рассуждение политического мыслителя той эпохи Цзы-чаня. Во фрагменте говорится о душах хунь и по, причем душа (или души) хунь отождествляется с активным началом ян. Интересно, что в рассуждении Цзы-чаня уже эксплицитно говорится о душах хунь и по не только аристократов, но и простых мужчин и женщин (пифу пифу). О дальнейшем развитии представлений о душах хунь можно судить по комментарию конфуцианского ученого и потомка Конфуция Кун Ин-да (574–648 гг.). Мнение Кун Ин-да отражает, видимо, не танскую, а гораздо более раннюю точку зрения, приближенную к времени комментируемого им конфуцианского Пятикнижия. Души по отождествляются им с оформленной телесностью (син), плотью, а души хунь — с пневмой (ци) в ее модусе жизненной силы (энергии). Кун Ин-да не признает возможности их бессмертного существования. Впоследствии утвердился следующий, «классический», взгляд на души хунь и по. Они отождествляются с пневмами (ци) ян и инь соответственно и связываются с жизнедеятельностью (по, «животные души») и ментальностью (хунь, «разумные души») человека, т. е. признается их квазиматериальная природа. После смерти человека комплекс душ хунь (обычно считалось, что их у человека три) превращается в духа (шэнь) и некоторое время продолжает существовать после смерти тела (чем более интенсивно духовной жизнью жил человек, тем дольше сохраняется и его дух), а потом растворяется в небесной пневме. Комплекс душ по (считалось, что их семь) становился «демоном», «призраком», «навьем» (гуй) и через некоторое время или уходил в подземный мир теней, к «желтым источникам» (хуан цюань), где его призрачное существование могло поддерживаться жертвами потомков (голодные гуй, равным образом, как и гуй людей, погибших насильственной смертью, считались весьма опасными), или растворялся в земной пневме. Тело выступало единственной нитью, связывающей души воедино. Смерть тела приводила к их рассеянию и гибели. Впрочем, изложенный взгляд является достаточно поздним. Вернемся назад, к времени «Цзо чжуани». Следует отметить, что представление о хунь и по является достаточно древним и никоим образом не принадлежит Цзы-чаню, тем более, что встречается и в других пассажах летописи, относящихся к еще более раннему времени (593 и 542 до н. э.). О хунь и по говорится в других текстах доциньского (до второй половины III в. до н. э.) периода («Ли цзи», «Чу цы»). По-видимому, именно в IV в. до н. э. происходит окончательное формирование представлений о двух типах душ хунь — по. До этого, вероятно, представления о душах хунь и по существовали обособленно.