1. Демоны-тигры

Среди демонов-животных Китая первое место занимает королевский тигр. Поистине, встречающийся на всей территории региона, со своей неистовой жестокостью, он является для людей олицетворением ужаса, часто ввергая в хаос и панику целые деревни и вынуждая крестьян искать новое, более безопасное место. Читатель помнит, что уже в ранней китайской литературе упоминались люди-тигры — ищущие жертву ненасытные демоны. Истории и предания, присутствующие в литературе абсолютно всех эпох, только подтверждают, что в существование призраков-тигров люди верили всегда. А то, что вера эта не исчезла и поныне, подтверждается хотя бы тем фактом, что самые разные легенды и сказки о тиграх постоянно перепечатываются, перечитываются и передаются из уст в уста. Более того, мало-мальски близкое знакомство с китайцами вскоре убеждает, что предания о тиграх многие из них воспринимают как реальные события, как, впрочем, и все то, что содержится в классических и старинных книгах. Истории эти привносят в народные верования новые интересные моменты. Некоторые из них, представленные ниже, могут оказаться полезными и в качестве дополнительного материала к диссертации по «тигроантропии», опубликованной ранее.

Народный фольклор рисует демонов-тигров превратившимися в призраков людьми, скитающимися по необъятным просторам в поисках новых жертв. «Чэнь Цзун, уроженец Даньяна, — сообщает Тао Цянь, — занимался гаданием неподалеку от главного уездного города. В годы под девизом Иси (405–419), когда Дань Хоу, командующий левой армией, который очень любил охоту и особенно — охоту на тигров, был начальником Гушу (Гушу и Даньян находились на территории нынешнего Тайпинфу в провинции Аньхуэй на берегу Янцзы), к предсказателю явился всадник в меховых штанах, в сопровождении спутника, облаченного в точно такую же одежду, и протянул ему десять монет, завёрнутых в бумагу. "Следует ли нам отправиться на запад, чтобы раздобыть что-нибудь поесть, или лучше поехать на восток?" — спросили они. Цзун выложил стебли и в соответствии с получившейся комбинацией заявил, что восточное направление благоприятно, а западное принесет несчастье. Всадники попросили дать им воды, но, когда они пили, они походили на коров — так глубоко утонули в чашах их рты. После чего они покинули дом гадателя и направились на восток, но не успели они отъехать и нескольких сот шагов, как второй всадник и его лошадь превратились в тигров. С тех пор тигры свирепствовали в этой области необычайно» («Coy шэнь хоу цзи», гл. 9).

Кто может сосчитать тех несчастных, кто, будучи заподозренным в том, что на самом деле является тигром в человеческом обличий, пал жертвой людского страха и гнева? И насколько часто подобные дикие суеверия возникали вокруг тех, кого кто-то ненавидел и хотел линчевать, используя человеческое невежество? Об убитом толпой Ван Юне, человеке-тигре, мы уже в свое время говорили. А вот история другой жертвы, несчастной героини следующего рассказа:

«В конце правления династии Лян (около 556 года) жил человек по имени Хуан Цянь, родом из Шисина (север пров. Гуандун), и у него была младшая сестра, которую звали Сяочжу, Маленькая Жемчужина, обрученная с жителем того же уезда по имени Ли Сяо. Маленькая Жемчужина вместе с женой своего старшего брата отправилась в горы собирать плоды деревьев. Когда они проходили мимо храма, Маленькая Жемчужина испытала такое сильное притяжение, что отказалась возвращаться домой. Когда же они отправились назад, она внезапно побежала по дороге к храму и на глазах людей скрылась в зарослях травы.

Жена Хуан Цяня сообщила Ли Сяо о том, что произошло, и Ли Сяо сделал вывод, что у девушки, должно быть, был какой-то непонятный мотив. Как-то вечером Ли Сяо возвращался со своим другом из уездной управы, куда его вызывали по делу, как вдруг хлынул страшный ливень. Заприметив огонь в одном из залов храма, они направились туда, чтобы высушить одежду. На возвышении, где стояла статуя божества, они обнаружили поношенную одежду; и почти сразу же услышали доносящийся снаружи звук шагов. Испугавшись, они спрятались за возвышением и ширмой и — о ужас! — увидели тигра, который, виляя хвостом, быстрыми прыжками приближался к огню. Здесь чудовище сбросило с себя челюсти и когти, скатало свою шкуру и положило все это на возвышение перед статуей божества; потом оно облачилось в одежду и присело на корточки перед огнем.

Только теперь Ли Сяо увидел, что это была Маленькая Жемчужина. Он обнял ее и начал с ней говорить, но с ее уст не слетело ни единого словечка. На рассвете Ли Сяо отвел ее домой и оставил у Хуан Цяня. Ее поместили во дворе и бросали ей сырое мясо, которое она с жадностью пожирала. Ее мать, постоянно наблюдавшая за ней, заметила, что она, не отрываясь, смотрит на свинью. Через несколько дней она вновь обратилась в тигра. Жители деревни вооружились луками, забрались на крышу дома, стали стрелять во двор и убили ее. На следующий год какой-то тигр свирепствовал с таким неистовством, что люди были вынуждены запирать дома на засовы даже днем. Начальник уезда Сюн Цзи-бяо доложил обо все случившемся Трону» («Ху вэй»).
Читаем мы и о так называемых «бывших тиграх», которых люди доставляли властям и убивали по их приказанию. «В первом году Тайюань династии Цзинь (376) в уезде Аньлу области Цзянся (пров. Хубэй) некто Ши Дао-сюань, двадцати двух лет от роду, еще совсем молодым сошел с ума и превратился в тигра. Количество людей, которых он сожрал после того, сосчитать невозможно. Как-то он схватил девочку, собиравшую под деревьями тутовые ягоды, сожрал ее и спрятал ее браслеты и заколки для волос среди камней, откуда впоследствии, вновь приняв человеческий облик и вспомнив о том, что сделал, извлек их. Через год он вернулся домой и жил как человек; со временем он проявил себя на службе и занял чиновничий пост при дворе.

Как-то ночью, когда он беседовал с людьми, они затронули вопрос о странных превращениях и явлениях на Небе и Земле. "Было время, — сказал Дао-сюань, — когда я был так болен, что помутился рассудком, превратился в тигра и пожирал людей". После чего он перечислил имена всех своих жертв. Но среди тех, кто сидел рядом с ним, оказались отцы, сыновья или братья тех, кого он сожрал. С громким воем и криками они схватили его и доставили властям. Он умер от голода в тюрьме в Цзянькане (Нанкине, бывшем в ту пору императорской столицей)» («Ци се цзи»).

«Один человек из Суньяна отправился в горы за хворостом. Когда спустились сумерки, его преследовали два тигра. Быстро, как только возможно, он вскарабкался на дерево, которое, однако, было не очень высоким; тигры прыгали вокруг дерева, но не доставали до человека. Вдруг они сказали друг другу: "Если мы сумеем найти Чжу Ду-ши, мы наверняка доберемся до него". Один тигр остался сторожить под деревом, другой же куда-то отправился. Вскоре появился третий тигр, более худой и длинный, идеально подходивший для того, чтобы достать добычу. Луна в ту ночь светила ярко, так что наш герой хорошо видел, как маленький тигр протягивает свои лапы, чтобы схватить его за одежду. По счастью, у него на поясе висел топор для рубки дров, и, когда чудовище вновь попыталось дотянуться до него, он нанес удар и отсек тигру переднюю лапу. Со страшным воем тигры, один за одним, умчались прочь, но лишь на рассвете человек слез с дерева и отправился домой.

Собравшиеся крестьяне спрашивали его, что произошло, и, когда он поведал о своих приключениях, один из жителей деревни сказал: "В восточной части уезда живет один по имени Чжу Ду-ши; давайте пойдем к нему и посмотрим, тот это Чжу Ду-ши или нет". Несколько людей отправились разузнать о нем. "Прошлой ночью, — сказали им, — он ненадолго вышел и поранил себе руку, так что сейчас он лежит в постели". Убедившись, таким образом, что именно этот человек и был тигром, они доложили обо всем начальнику уезда. Начальник приказал своим подчиненным взять мечи, окружить дом Чжу Ду-ши и поджечь его. Чжу Ду-ши вскочил с постели, бросился наружу, превратился в тигра и, бросившись прямо на людей, исчез. Куда он направился, не знает никто» («Гуан и цзи»).

Вышеприведенная история заслуживает особого внимания. Согласно ей, по существовавшим в Китае поверьям, рана, нанесенная зверю-оборотню, сохраняется причем на той же части тела и после того, как оборотень вновь примет человеческий облик. Подобные представления характерны и для западной демонологии. Так, Олав Великий сообщает («Historia de gentibus Septentrionabilus», 1555, последняя глава кн. XVIII), что за несколько лет до написания книги жена одного дворянина сказала своему слуге, что не верит в возможность превращения людей в волков; и тогда слуга, дабы доказать, что она ошибается, тут же сам превратился в волка. Волк бросился в поле, преследуемый собаками, одна из которых вырвала ему глаз; на следующее утро слуга предстал перед своей госпожой всего лишь с одним глазом. Согласно Маголию, в том же столетии в Кенигсберге к прусскому герцогу Альбрехту привели крестьянина, который пожрал скот у своего соседа. На лице у него было множество ран от укусов собак, полученных им в обличий волка. Б. Ангевин писал («La Demonomanie des Sorciers», 1598, с. 257) о том, как королевский генерал-прокуратор Бурден поведал ему, что вынужден был однажды вынести приговор человеку, обнаруженному в постели со стрелой в бедре — за несколько часов до этого неподалеку стрелой ранили в лапу волка.

Из всех демонов-тигров, которых только создала богатая фантазия китайцев, самыми страшными и опасными считались те, что принимали со злобными намерениями облик женщины и склоняли мужчин к замужеству, но в конце концов пожирали и своих мужей, и детей, что появлялись на свет. Одной из жертв такого чудовищного вероломства стал Цуй Тао, человек из Пучжоу. «Направляясь в Чучжоу (пров. Аньхуэй), он прибыл в Лиян, расположенный к югу. Отправившись на рассвете в Чучжоу, он вскоре добрался до постоялого двора, называвшегося "Гуманность и справедливость", и решил остаться там на ночлег. "Этот постоялый двор пользуется дурной славой, — сказал ему хозяин. — Прошу вас не оставаться здесь". Но Тао не послушался совета и, закинув за спину дорожную сумку, отправился в главные покои; хозяин дал ему лампу и свечу.
После второй стражи Тао разложил свое одеяло и уже собрался было лечь спать, как вдруг увидел у ворот огромную лапу, подобную тем, что есть у четвероногих зверей. Внезапно ворота распахнулись, и во двор проник тигр. В испуге Тао забился в самый темный угол и оттуда, спрятавшись, наблюдал, как чудище сбросило шкуру и обратилось в девушку необычайной красоты. На девушке была великолепная одежда и украшения; она поднялась в главный зал и улеглась на его одеяло.

Тао вышел из своего укрытия. "Почему это вы лежите на моем одеяле? — спросил он. — Только что я видел, как вы вошли сюда в обличии зверя, для чего это?" Девушка встала и сказала: "Надеюсь, что смогу успокоить вас. Дело в том, что мой отец и старший брат — охотники, а семья наша так бедна, что все их попытки найти для меня подходящего жениха ни к чему не привели. Узнав об этом, я стала тайком набрасывать на себя тигровую шкуру и по ночам приходить сюда. Зная, что здесь останавливаются на ночлег благородные люди, я решила отдать себя одному из них, чтобы чистить и убирать его дом. Но все гости и путешественники поочередно прогоняли меня из страха, но вот сегодня мне посчастливилось встретить доброго человека, который, надеюсь, откликнется на мои чувства". — "Если все это действительно правда, — сказал Тао, — я не вижу ничего лучшего, как жить с тобой в счастье и согласии". Покидая на следующее утро постоялый двор, он взял девушку с собой, предварительно бросив тигровую шкуру в высохший колодец позади зала.

Впоследствии за успехи в изучении канонов Тао получил ученую степень и занял должность начальника Сюаньчэна. Направляясь туда со своей женой и сыновьями, они вновь остановились на ночлег на постоялом дворе "Гуманность и справедливость". "Здесь я впервые встретил тебя", — с улыбкой произнес Тао и направился к старому колодцу; заглянув в него, он увидел, что тигровая шкура по-прежнему лежит там. Это вновь заставило его рассмеяться. "И одежда, которая тогда была на тебе, до сих пор здесь", — сказал он своей жене. "Достань ее, — попросила она. Когда она увидела шкуру в его руках, она сказала со смехом: — Позволь мне примерить ее еще раз". Но как только она облачилась в шкуру тигра, так тут же превратилась в зверя, который вначале с ревом бросился в главный зал, потом сожрал Тао вместе с детьми и исчез» («Ху вэй»).

В «Ху вэй», сочинении, из которого мы взяли эту историю, есть и еще одна, тоже повествующая о блуждающем оборотне-тигре, который, надевая тигровую шкуру, становился зверем, а сбрасывая ее — человеком. «В годы Цзяньянь (1127-ИЗО) в Цзиннани (пров. Хубэй) развелось столько тигров, что все население окрестных деревень бежало в город, чтобы спастись от них. Некто Чжан Сы еще не успел уйти, как вдруг появился тигр. Чжан Сы поспешил спрятаться меж балок, поддерживавших крышу. Чудище вошло в главный зал дома, сбросило шкуру и превратилось в человека; в поисках хозяина он вышел за ворота. Тогда Чжан слез вниз и взял тигровую шкуру. Не успел он забраться обратно и положить шкуру на балку, как человек вернулся. Не обнаружив шкуры, он стоял в оцепенении, затем достал из-за пазухи запечатанное послание, развернул его на полу и сказал: "Я получил это повеление покончить с членами клана Жо и других от Неба, но я стер с него все имена, за исключением Жо; верни мне мою шкуру, и я оставлю людей Жо в покое". На что Чжан ответил: "Я не отдам ее тебе до тех пор, пока ты не вычеркнешь и мое имя". И, когда человек-тигр достал из одежды кисть и вычеркнул его имя, Чжан сбросил шкуру вниз. Оборотень набросил ее на себя, тут же принял прежний облик и издал такой страшный рев, что Чжан затрясся от страха. Казалось, он вот-вот упадет вниз, но тут тигр убежал прочь. На следующий день тигра убило молнией в шестидесяти ли от этого места».

Подобно волкам-оборотням западного фольклора, человек-тигр в Китае порой оказывается животным-некрофагом. «В правление императора Сяо-у из династии Цзинь, — свидетельствует древняя легенда, — на пятом году Тайюань (380), в уезде Цяо одноименной области, один бедняк по имени Юань Шуан, возвращаясь в сумерках домой, столкнулся на дороге с девушкой пятнадцати-шестнадцати лет, обаяние и красота которой были необыкновенны. Она стала его женой, и за пять-шесть лет они достигли хорошего достатка. Она родила двух сыновей, и к тому времени, когда мальчикам исполнилось по десять лет, семья была уже весьма зажиточной. Как-то в деревне умер кто-то из крестьян. После похорон женщина поспешила к еще свежей могиле, сняла одежду, вытащила заколки из волос и повесила все это на дерево, после чего обернулась тигром. Она раскопала могилу, достала гроб, вытащила тело и сожрала его.
Насытившись, она вновь приняла человеческий облик. Один человек увидел ее и сообщил об увиденном мужу: "Ваша жена — не человек, она обязательно причинит вам вред". Шуан не поверил ему, но, когда спустя время в деревне умер еще один человек и женщина повела себя точно так же, очевидец привел Шуана к могиле, чтобы тот увидел все собственными глазами. Так он узнал правду. После этого женщина-оборотень рыскала по холмам по всему уезду и пожирала тела умерших».
В Китае, как и в большинстве других стран, в которых обитают королевские тигры, наиболее жестоких и коварных представителей этого типа млекопитающих зачисляют в людоедов. Однако китайцы объясняют подобные суеверия не тем, что человек являет собой легкую добычу или что якобы, попробовав однажды человеческую плоть, хищник уже не может избавиться от пристрастия к ней, а тем, что к поиску очередной новой жертвы тигра-людоеда побуждает дух последней съеденной им жертвы. Таким образом, людским воображением был создан целый класс злых демонов, не обладающих обликом зверя и не являющихся зверьми-оборотнями. Они — призраки людей, служащие животным или населяющие их тела.

Человеческая душа, под воздействием которой или ведомый которой хищник-людоед рыщет в поисках добычи, зовется чангуй. Слово это можно перевести как «призрак того, кто лежит под землей», т. е. жертвы. Часто такой призрак обозначается одним иероглифом чан. «Человек, убитый тигром, становится чангуй и ведет тигра словно поводырь», — говорит Ли Ши-чжэнь («Бэнь-цао ганму», гл. 54, I, 1.2). В словаре Канси же говорится следующее: «Если человек попадает в лапы тигра и погибает, душа его (хунь) не отваживается следовать своим путем, но остается служить тигру и зовется чан». В тот самый момент, когда хищник убивает свою жертву, он пользуется своей полной и безоговорочной властью над человеческой душой, заставляя ее войти в тело только что погибшего человека и оживить его, дабы он мог раздеться перед тем, как быть съеденным. Ничто — ни одежда, ни даже нитки не должны помешать чудовищу вкушать кровавую трапезу. «Когда тигр убивает человека, — говорит Дуань Цин-ши, — он в силах заставить тело встать и сбросить одежду, после чего пожирает его» («Ю ян цза цзу», гл. 16). В качестве примера, подтверждающего подобные любопытные представления, приведем две истории.

«Обладатель ученой степени второй ступени по фамилии Ли, имя которого нам узнать не удалось, поселился в горах Сюаньчжоу (ныне Нингофу в пров. Аньхуэй). При нем постоянно находился слуга, который, однако, был настолько ленив, что Ли приходилось все время подгонять его то плеткой, то палкой, вследствие чего слуга затаил глухую ненависть против своего хозяина. Как-то, в девятом году Юаньхэ династии Тан (814), Ли, находясь во дворе своего дома с двумя друзьями, позвал слугу. Тот в это время спал. Ли разгневался до такой степени, что ударил слугу плетью несколько десятков раз. С глубокой злобой и ненавистью слуга выбежал из дома. "Этот год — високосный, — сказал он своим товарищам, — а значит, если верить тому, что говорят люди, в горах должно быть много тигров; может быть, они сожрут меня?" С этими словами он вышел из ворот, но уже вскоре раздались страшные крики. Прочие слуги побежали искать его, но не нашли, и тогда они отправились по следу тигра и прошли так более десяти ли. Там, на берегу реки, они нашли половину его тела; другая же была съедена. Его одежда, платок и ботинки были туго завязаны в узел, который лежал рядом на траве; ведь тигры используют своих жертв в качестве слуг, и слугами этими являются души убитых» («Юань хуа цзи»).

«Некто Чжан Цзунь гостил в Сюаньчжоу у Юань Тань-чжуана, начальника уезда Лишуй. Жену Чжан Цзуня унес тигр, и он поклялся, что отомстит. Вооружившись луком и стрелами, он отправился в горы, взобрался на высокое дерево, росшее неподалеку от логова тигра, и стал наблюдать. Он увидел, что его жена лежит мертвая, и стережет ее тигрица. Вдруг жена поднялась, почтительно поклонилась хищнику, сняла с себя одежду и уже голой вновь упала на землю. Тогда тигрица вывела из логова четверых тигрят, каждый из которых был размером с дикую кошку. Виляя хвостом, она облизала тело; потом подошли тигрята и стали с жадностью пожирать его. Цзунь несколькими стрелами убил тигрицу, а затем и четырех тигрят, отрубил им головы и принес их домой вместе с телом своей жены».

Главное преимущество, которое дает тигру-людоеду чангуй, состоит в том, что душа погибшего позволяет хищнику выходить на след новой человеческой жертвы, ведь она жаждет освободиться от рабства, а сделать это она может только в том случае, если отыщет «замену». Эти души китайцы относят к числу наиболее опасных духов, поскольку они постоянно побуждают зверей к людоедству. Однако души ненавидят свое подневольное состояние и иногда освобождаются от власти своего полосатого властелина, заманивая его в ямы и ловушки, расставленные его врагами. Именно так поступила одна из них в следующей истории.
«В последнем году Тяньбао (755) в Сюаньчжоу у подножья одной из гор жил один юноша. Когда бы он ни выгонял на выпас скот, он всегда видел призрака, а позади него — тигра. Так случалось более десяти раз, и в конце концов юноша сказал своим родителям: "Если призрак постоянно приводит с собой тигра, значит, мне суждено погибнуть. Люди говорят, что души съеденных тиграми людей становятся их чангуй; значит, после своей смерти я буду таким же. Когда я окажусь во власти тигра, я поведу его в деревню, где вы сможете его поймать, заранее приготовив западню на главной улице". Через несколько дней тигр действительно утащил юношу, а вскоре после этого отцу его приснился сон. Сын говорил: "Теперь я — чангуй; завтра я приведу тигра, поторопитесь приготовить яму с западной стороны". Отец вместе с другими жителями деревни последовал совету, и, когда ловушка была готова, они в тот же день поймали тигра» («Гуан и цзи»).

Однако чаще всего чангуй не только не ведут своих поработителей к гибели, что могло бы освободить их и сохранить жизни других людей, но, наоборот, всячески оберегают тигров, сопровождая их повсюду и устраняя те опасности, что таятся на их пути. «В Синьяне (ныне Цзюцзян в пров. Цзянси) один охотник зарабатывал на жизнь ловлей тигров. Он устанавливал рядом с какой-нибудь тропинкой арбалет и каждый день проверял это место; он постоянно обнаруживал следы лап тигра и спущенную тетиву арбалета, однако стрела не попадала в зверя. Помня старое поверье, что человек, съеденный тигром, становится его чангуй, охотник взобрался на дерево неподалеку и стал ждать. После второй стражи он увидел маленького призрака в голубой одежде, волосы его ниспадали до самых бровей. Призрак осторожно приблизился к арбалету, выпустил стрелу и удалился. Вскоре появился тигр, потоптался рядом с арбалетом и пошел дальше. Теперь охотник понял, в чем дело; он вложил в арбалет еще одну стрелу и спрятался. Призрак все сделал точно так же, как и в прошлый раз. И тогда охотник быстро спрыгнул с дерева, опять вложил стрелу и укрылся на дереве. Почти сразу же появился тигр; когда он наступил на арбалет, тот выстрелил — стрела попала тигру прямо под ребра, и он испустил дух. На этот раз призрак появился лишь спустя долгое время. Увидев, что тигр мертв, он начал прыгать и хлопать в ладоши от радости, после чего исчез» («Юань хуа цзи»).

Таким образом, человек в состоянии перехитрить чангуй, как и других призраков. Еще одним доказательством того, что умом и проницательностью чангуй не превосходят людей, служит следующая история: «В Синьчжоу (ныне Гуансиньфу в пров. Цзянси) один человек по имени Лю Лао по поручению мирян занимал должность настоятеля (в монастыре, затерявшемся среди горных ручьев). Человек, имевший около двухсот гусей (пожелавший вступить на монашеское поприще), попросил Лю Лао оставить птиц у себя и держать до тех пор, пока они не умрут своей смертью. Лю Лао регулярно наведывался к птицам, чтобы кормить их и следить за ними. По прошествии нескольких месяцев птицы вдруг начали пропадать — не проходило и дня, чтобы тигр не утаскивал гуся. Когда пропало уже более тридцати гусей, жители деревни разгневались. Они вырыли ямы вокруг того места, где содержались птицы, но тигр с этого времени больше не появлялся.

Прошло несколько дней, когда к Лю Лао пришел старик с большой головой и длинной бородой и спросил, почему число гусей так сильно уменьшилось. Лю Лао ответил, что птиц унес тигр. "Почему же вы не поймаете зверя?" — спросил старик. "Мы расставили ловушки, но тигр не приходит", — ответил Лю Лао. "Значит, это чангуй предупреждает его, — сказал старец.

Сперва следует справиться с ним, а потом уже можно поймать и тигра". Когда Лю Лао спросил, как же это сделать, старик ответил: "Чангуй любит кислое; разложите на дороге белые и черные сливы, а также плоды земляничного дерева: он начнет есть их и забудет обо всем остальном, а вы тем временем поймаете тигра". И с этими словами старик исчез. Той же ночью жители деревни последовали его совету и разбросали на дороге фрукты; после того, как пробили четвертую стражу, они услышали, как тигр свалился в яму. С тех пор гуси больше не пропадали» («Гуан и цзи»).

Поскольку жизнь и смерть хищников-людоедов зависят от чангуй, неудивительно, что порой хозяин и слуга полностью меняются местами. Действительно, нередко призрак обладает абсолютной властью над тигром; более того, порой он обращает в тигров беззащитных людей только для того, чтобы выместить на них свое беспредельное стремление к владычеству. Это качество делает чангуй вдвойне опасным, о чем свидетельствует следующая легенда:

«В Цинчжоу (предположительно, Дэнчжоу в пров. Хэнань) один человек, проходя как-то через горы, столкнулся с чангуй, который набросил на него шкуру тигра и тем самым превратил его в зверя. В течение трех или четырех лет он находился под безраздельной властью призрака, схватил и пожрал огромное множество людей, домашнего скота и диких животных. Хотя он и находился в обличий тигра, душа его противилась этому, но он ничего не мог поделать.
Как-то раз чангуй завел тигра за ворота буддийского монастыря; зверь воспользовался представившейся возможностью и убежал в амбар, где спрятался под кроватью монаха — хранителя амбара. Перепуганная братия помчалась к настоятелю, чтобы сообщить ему о случившемся, и тогда один чаньскии учитель[42], находившийся в ту пору в монастыре и умевший приручать диких зверей, отправился к тому месту, где спрятался тигр. "Мой дорогой ученик, — сказал он, положив на тигра свой посох, — что ты хочешь от нас? Ты хочешь съесть нас, или ты просто прячешься под личиной зверя?" Тут тигр опустил уши, и из глаз его полились слезы. Чаньский учитель обвязал вокруг шеи зверя полотенце и отвел его в свою келью, где и кормил его обычной пищей, которую едят люди и животные, и прочей снедью.

Через полгода у тигра выпала шерсть, он вновь принял человеческий облик и подробно рассказал начало своей истории. В течение двух лет он не покидал монастыря, но по прошествии этого срока начал выходить за ворота и однажды столкнулся с призраком. Призрак вновь набросил на него тигровую шкуру, и он помчался обратно в монастырь. Но на этот раз тигровая шкура коснулась его только ниже талии, и поэтому тигриные формы приобрела только нижняя половина тела. Тогда он засел за сутры и в течение года с лишним ревностно повторял их, и опять стал человеком. Более он не осмеливался переступать ворота монастыря и умер там» («Гуан и цзи»).

Практически все распространенные в Китае представления о чангуй достаточно подробно описаны в одной из легенд, включенной в «Ху вэй», которая повествует о том, как призрак вошел в телесную оболочку своей матери и ее устами поведал о своих злоключениях во время пребывания в плену у тигра. Легенда эта гласит:

«Буддийский монах Цзинъюань сообщает:

"В деревне, расположенной у подножия гор Цзиншань в Хучжоу (пров. Чжэцзян), жила такая-то семья, у которой был ребенок пятнадцати или шестнадцати лет, погибший в лапах тигра. Его мать, не в силах вынести горя, тяжело заболела. В один из дней, с наступлением ночи, она вдруг села в кровати и голосом своего давно исчезнувшего сына протяжно запричитала. "О мать! — воскликнула она в конце. — Не печальтесь слишком сильно, таково было небесное предначертание твоего сына". — "Кто ты?" — в испуге воскликнул отец. "Отец, вы не узнаете своего сына?" — был ответ. "Но как ты докажешь, что ты — мой сын?" — вновь спросил отец. И тут мать начала вести себя так, словно находилась под демоническим влиянием. "У меня более не было сил выносить беспредельную печаль матери по мне, и, когда Великий удалился, я выкроил время, чтобы прийти домой и дать ей утешение". Великий — так чан обычно называет тигра, ибо не осмеливается напрямую произносить слово "тигр".

И тогда отец упросил сына рассказать свою историю. "Как только я получил первые раны, — ответил сын, — все мое тело пронзила нестерпимая боль, но тут тотчас же появился второй слуга". — "Какой слуга?" — прервал его отец. "Каждому вновь прибывающему слуге велено нести с первым большую сеть, и после этого первый слуга получает свободу, вот почему, когда старый слуга видит вновь прибывшего, он преисполнен радости. Сеть очень тяжела". — "И что же они делают с нею?" — спросил отец. "Сетью мы ловим людей, которых затем съедают. Никто из тех, кто в здешних местах был съеден тигром, не избежал этой участи; все они находились под властью тигров. Когда тигры уходят в другую область, мы сопровождаем их до границы, а когда они возвращаются, мы встречаем их, и тогда чангуй опять не ведают ни отдыха, ни покоя. Для тех, кто был убит тигром, не полагается гробов, их следует сжигать, ибо тогда они пожелают нести гробы с собой, что, вкупе с той сетью, которую они вынуждены волочить, только усилит их страдания". В конце женщина сказала: "Со мной такие-то и такие-то, они жаждут увидеть своих родственников. Прошу вас, отец, позовите их сюда".

Отец взял факел и обошел всю деревню; родственники всех тех, кого начиная с годов Цзяцзин утащили тигры, числом более пятидесяти, послушали его и собрались. Мать говорила голосом каждого из погибших, и рассказы ее сопровождались слезами. Она говорила на протяжении всего дня и пришла в себя только с наступлением ночи. И с этого самого времени она поправилась; никакого вреда ей причинено не было, и она проживает там вплоть до сего дня. События эти произошли весной года усюй периода правления под девизом Ваньли (1598)».

Таким образом, как показывают представленные выше истории, китайцы не считали, что чангуй поселяются в тиграх. Чангуй существуют обособленно и лишь сопровождают хищников. Впрочем, как показывает следующая легенда, иногда их все-таки наделяют способностью «прирастать» к зверю:
«В последнем году Кайюань (741) в Юйчжоу (пров. Сычуань) свирепствовал тигр. Чтобы поймать его, приготовили тайную ловушку, но обмануть тигра не удавалось. Во время новолуния один человек взобрался на дерево, чтобы посмотреть на ловушку, и увидел чангуя в облике ребенка семи-восьми лет; он был без одежды, проворно двигался, и тело его отливало цветом яшмы. Он освободил пружину ловушки и прошел дальше, но наш герой слез с дерева и вновь приспособил пружину. Спустя время появился и тигр; когда он проходил мимо, ловушка захлопнулась и хищник погиб. Через значительный промежуток времени опять показался ребенок. С громкими стенаниями он влез в пасть тигру. Когда занялся день, человек раскрыл тигру пасть и увидел у него в горле огромную яшму, величиной с куриное яйцо» («Гуан и цзи»).
Заканчивая данный раздел, остается только напомнить читателю, что души утонувших людей, желая освободиться из водяного плена, топили других людей, дабы новые души могли занять их место. Души эти тоже называли чан или чангуй.

3. Оборотни-собаки
Китайцы не наделяли собак, в силу самой их природы, чертами жаждущих крови демонов. Еще в «Истории Ранней Хань» описан эпизод, когда человеческая душа использовала демона в обличий собаки для отмщения — жертвой мести во втором столетии до новой эры пала императрица. Очень редко собаки выступают наравне с лисицами в качестве предвестников демона, носителей зла, искусных обманщиков и соблазнителей женщин. Мы располагаем лишь несколькими подобными свидетельствами.

«В правление династии Сун Ван Чжун-вэнь служил судебным исполнителем в Хэнани; жил он на северной окраине главного города уезда Гучжоу. Как-то вечером, уже после ухода со службы, он отправился на прогулку к озерам и увидел белую собаку, бежавшую за его коляской. Собака понравилась ему, и он хотел было поймать ее, как вдруг собака превратилась в человека, очень похожего на одного уездного чиновника. Глаза его сверкали красным огнем, а изо рта, в котором виднелись острые клыки, вываливался язык. Зрелище, поистине, было страшное. Ван Чжун-вэнь и его слуга перепугались, но все-таки напали на демона. Однако совладать с ним они не смогли и бежали. Не добравшись до дома, они упали на землю и умерли» («Coy шэнь хоу цзи», гл. 7).

Другой пример насылающего болезни и приносящего зло оборотня — домашний пес чиновника Цай Чао, который являлся хозяину в виде призрака. «Усевшись в главном зале, он стучал в доски и распевал жалобным голосом песни. А однажды утром хозяин не смог найти своего платка — пес нацепил его на себя и сидел в таком наряде на печи. В том же самом месяце Чао внезапно умер» («Чжи гуай лу»).

С теми же самыми дьявольскими намерениями, что и волки, собаки вероломно принимают облик человека для того, чтобы удовлетворить свою сексуальную похоть со скромными служанками и женами. «В Бэйпине[44] некто Тянь Янь соблюдал траур в связи с кончиной матери и большую часть времени проводил в траурной хижине. Но однажды ночью он неожиданно вошел в комнату своей жены. Она встретила его с молчаливым удивлением. "Господин, — сказала наконец она, — разве вы можете посещать меня в этом месте воздержания?" Янь ничего не ответил, и они соединились. Спустя время уже настоящий Янь вошел на мгновение в комнату, но не сказал жене ни слова. Оскорбленная его молчанием, она укорила его за то, что он сделал в прошлый раз. Муж понял, что здесь, по-видимому, вмешался демон. Наступил вечер; Янь еще не спал, но его траурные одежды уже висели на стене. Вдруг он увидел, как к хижине крадется белый пес. Зажав в челюстях траурную одежду, пес превратился в человека, который оделся и вошел (в женские покои). Янь поспешил за ним и застал его в тот самый момент, когда он уже хотел улечься на ложе с женой. Он забил пса до смерти, а жена его умерла от стыда» («Coy шэнь цзи», гл. 18).
«В годы под девизом царствования Хунчжи (1488–1506) в уезде Юйтай, что в области Янь (пров. Шаньдун) жила простая семья. У них была белая собака, которая всегда следовала за хозяином, куда бы он ни выходил. Когда однажды он поехал по торговым делам в дальние места, собака тоже отправилась вместе с ним. Но через тринадцать дней она неожиданно вернулась в облике хозяина. Жена спросила его, почему он вернулся обратно, на что муж ответил, что по дороге на него напали разбойники и отняли все, что у него было, но самому ему, к счастью, удалось спастись. Женщина ничуть не усомнилась в правдивости его слов. Через год домой возвратился настоящий муж. Два человека походили один на другого как две капли воды, и пока они спорили, кто из них настоящий муж, а кто — ненастоящий, жена и соседи сообщили властям, и обоих посадили в тюрьму. Потом один из солдат сообщил о странном деле своей жене. "Первым домой явился дух собаки, и доказать это можно только в том случае, если на груди женщины есть следы когтей", — сказала жена. Солдат доложил об этом чиновнику, тот вызвал к себе женщину, и, когда она спросила, зачем ее позвали, он, ничего не сказав, сорвал с нее одежду. На груди ее действительно виднелись следы когтей. И тогда он отдал тайный приказ с помощью крови проверить (кто из них демон); ненастоящий муж превратился в собаку, которую забили до смерти» («Вэй юань»).

В китайской традиции зафиксировано немало историй о том, как домашние собаки с неслыханной дерзостью принимали облик усопших с тем, чтобы поглощать еду и питье, которые родственники ставили душам умерших. Так, в сочинении, написанном во втором столетии новой эры, говорится: «Тело министра общественных работ, уроженца Наньяна Ли Цзи-дэ лежало в доме, как вдруг покойник приподнялся и сел на погребальном столе. Внешность, одежда и голос были, несомненно, Ли Цзи-дэ. Он приказал внукам, сыновьям, жене и дочерям поочередно служить ему, а после обрушился с руганью и хлыстом на слуг и служанок. Когда же он насытился едой и напился, он вышел из дома и исчез. Семья пребывала в глубокой печали, а когда это повторилось три или четыре раза, то все просто не знали, куда деться от горя и отчаяния. Но однажды он сильно напился (жертвенного вина), его человеческая оболочка исчезла и — под ней оказалась всего лишь старая собака. Собаку забили до смерти, а позже выяснилось, что она жила в доме деревенского торговца вином» («Фэн су тун и», гл. 9).

Говоря о собаках-оборотнях, нельзя не вспомнить и о так называемой тянь гоу, «небесной собаке», таинственном демоне, частое упоминание которой в книгах подтверждает, что существо это оставалось объектом суеверий в течение многих столетий. Тянь гоу появляется в династийной истории, написанной еще в шестом столетии: «В тринадцатом году Тяньцзянь (514), в шестом месяце в столице (нынешний Нанкин) ходили слухи о том, что чэн-чэн (?) крадут печенку и кровь людей и кормят ими Небесную собаку. Люди пребывали в великом страхе в течение двадцати дней» («История южных династий», гл. 6, 1.27). «А в пятом году Датун (539) в столице распространяли слухи, что Сын Неба вынимает у людей печень и кормит ей Небесную собаку. Молодые и старые были так сильно напуганы, что после захода солнца запирали двери на засовы и вооружались дубинками. Паника прекратилась только через несколько месяцев» («История южных династий», гл. 7, 1.30).

Истоки возникновения веры в этого кровожадного монстра-людоеда нам проследить не удалось. Очевидно, существо это как-то связывалось с Небом, на что указывает и его имя. Так, мы читаем, что во втором году Хуанцзянь (561) Небесная собака спустилась на землю, и, для того чтобы отвратить надвинувшиеся болезни, были проведены соответствующие церемонии, во время которых император упал с лошади, испугавшейся внезапно выскочившего зайца, и вскоре скончался («История северной династии Ци», гл. 6, 1.7). Если мы посмотрим в китайские сочинения по астрономии, то мы найдем в них упоминание о светиле, называющемся Небесная собака, расположенном недалеко от созвездия Рака. А Сыма Цянь[45] оставил о нем следующее замечание: «Оно имеет форму огромной падающей звезды и производит шум. Если оно падает и достигает земли, то напоминает формой собаку. Куда бы оно ни упало, везде вспыхивает огонь; оно подобно огненному свету, подобно пламени, вздымающемуся к небу. В основе оно круглое, площадью в несколько цинов; верхняя же часть его заострена и разбрасывает желтый свет на тысячу ли; оно способно побеждать армии и уничтожать полководцев» («Исторические записки», гл. 27, 1.31). Великий историк описывает здесь, очевидно, один из гигантских метеоритов, напоминающий формой собаку, который упал на землю и который путали с кометой. Возможно, о том же самом говорит и «Шань хай цзин»: «Посреди огромной равнины или пустыни есть красная собака, называемая Небесной собакой. Куда бы она ни сходила, повсюду возникают вооруженные смуты» (гл. 16).
В приведенных выше фрагментах нет, однако, ничего, что бы свидетельствовало о наделении зловещей кометы дьявольским стремлением насытиться человеческой кровью и печенью. В другом месте мы читаем, что она возвещает о своем приходе страшным грохотом: «Во втором году Чжунхэ (882), в десятом месяце с северо-западного края безоблачного неба вдруг послышался гром; это назвали нисхождением Небесной собаки» («Ранняя история Тан», гл. 19, II, 1.25). «А в третьем году Тунгуан (925), в девятом месяце, в день динвэй, когда ночью черные тучи закрыли собой все небо, с севера донеслись звуки, напоминающие гром, и громко закричали дикие фазаны. Люди называют это сошествием Небесной собаки» («Ранняя история пяти династий», гл. 33, 1.5).

Повсюду в Китае Небесная собака считается страшным демоном. Если верить моим японским друзьям, то в их стране дело обстоит точно так же. Во многих китайских календарях Небесная собака изображается демоном, рыскающим в различных сторонах света в зависимости от времени года, дней солнцестояния и равноденствия. Знать это чрезвычайно полезно всем тем, кто по своим делам вынужден отправляться в том или ином направлении и хочет избежать ее пагубного воздействия. Небесная собака играет существенную роль в китайской хрономантии, и в дальнейшем мы еще раз обратимся к ней, когда будем говорить о хрономантии как важном элементе даосской системы.

5. Прочие звери-оборотни
В соответствии с мировоззрением китайцев, каждое животное обладает душой и может принимать человеческий облик, поэтому вполне естественным представляется тот факт, что китайцы признают за всеми животными способность выступать в роли призраков и приносить зло человеку.

Еще в четвертом веке Гэ Хун предупреждал благочестивых соотечественников об опасности, которую таят в себе некоторые звери, а особенно — двенадцать из них (в соответствии с двенадцатью ветвями, каждая из которых указывает на один из дней каждой дюжины). В дни под циклическим знаком «инь» в горах появляется существо, которое само называет себя «начальником промысловцев». На самом деле — это тигр. Существо, называющее себя «хозяином дорог», — волк; называющее себя «начальником приказа», — старый дикий кот. Существо, в дни под циклическим знаком «мао» называющее себя «достойным мужем», — заяц; называющее себя «Отцом-Царем Востока», — кабарга; называющее себя «Матерью-Царицей Запада», — олень. Существо, в дни под циклическим знаком «чэнь» называющее себя «божеством дождя», — дракон; называющее себя речным богом Хэ-бо, — рыба; называющее себя «Чан гун-цзы», — краб. Существо, в день под циклическим знаком «сы» называющее себя [как царь] «я, одинокий», — змея из общинного храма; называющее себя «господином времени» — черепаха. Существо, в день, отмеченный циклическим знаком «у», называющее себя «третьим господином», — лошадь; называющее себя бессмертным, — старое дерево. Существо, в дни под циклическим знаком «вэй» называющее себя «повелителем», — баран; называющее себя «чиновником», — сайга. Существо, в дни под циклическим знаком «шэнь» называющее себя «государем», — обезьяна; называющее себя «одним из девяти министров», — человекообразная обезьяна. Существо, в дни под циклическим знаком «ю» называющее себя «генералом», — старая курица; существо, называющее себя «грозой разбойников», — фазан. Существо, в дни под циклическим знаком «сюй» называющее себя человеческим именем, — собака; называющее себя «чэньянским князем», — лисица. Существо, в дни под циклическим знаком «хай» называющее себя «божественным государем», — свинья; называющее себя «благородной дамой», — золото и яшма. Существо, в дни под циклическим знаком «цзы» называющее себя «божеством-государем общины», — крыса; называющее себя «божественным человеком», — летучая мышь. Существо, в дни под циклическим знаком «чоу» называющее себя «книжником», — буйвол. Если знать имена этих существ, то никакого вреда от них не будет»[50] (гл. 17 «Дэн шэ»).

Олень, за исключением редких случаев, не представляет для человека опасности и, казалось бы, не должен играть роль демона в китайском фольклоре. Тем не менее, вот что рассказывается в одной древней легенде: «Се Хунь из области Чэнь подал в отставку по причине плохого здоровья и жил в уединении в Юйчжане. Как-то он отправился на прогулку и решил заночевать в одном пустом павильоне. Прежде там часто погибали люди. Во время четвертой стражи какой-то человек в желтых одеждах окликнул его по имени: "Ю-юй, открой дверь". Хунь, ничуть не смутившись и не испугавшись, предложил тому протянуть руку в окно. Человек действительно протянул Хуню запястье руки, и тогда Хунь что было сил рванул за руку и оторвал ее от тела. Человек убежал, а на следующее утро Хунь увидел, что это — передняя нога оленя. Он пошел по кровавому следу, поймал зверя, и больше призрак в павильоне не появлялся» («Coy шэнь цзи», цз. 18).

Иногда опасным оборотнем может стать и заяц, особенно старый, ибо он способен принимать самый разный облик. «В годы под девизом правления Хуанчу династии Вэй (220227) в области Дунцю один человек ехал как-то ночью верхом на лошади и увидел на дороге зверя, размером с зайца, глаза которого походили на зеркала. Он бросился под ноги лошади и не давал ей двигаться вперед, а всадник от испуга свалился с седла. Тем временем призрак приблизился и ударил всадника с такой силой, что тот упал на землю. Прошло много времени, прежде чем он очнулся. Призрак к тому времени уже исчез в неизвестном направлении.

Человек залез на лошадь и отправился дальше. Проехав несколько ли, он столкнулся с другим путешественником, перекинулся с ним несколькими словами и рассказал о том, что с ним приключилось. "Как я рад, что нашел спутника", — сказал он. "Я тоже путешествую один, — сказал незнакомец, — и не знаю, как выразить свою радость от того, что встретил вас. Конь ваш бежит быстрее меня; давайте, вы поедете впереди, а я последую за вами". И они продолжили путь вместе. "А как выглядел этот зверь, который так напугал вас?" — спросил незнакомец. "Обликом он походил на зайца, а глаза у него были словно зеркала; вообще, выглядел он омерзительно", — ответил всадник. "Что ж, посмотрите-ка на меня", — сказал вдруг незнакомец. Всадник взглянул на него и увидел того же самого призрака. Призрак прыгнул на лошадь, и всадник рухнул без чувств на землю. Лошадь вернулась домой одна, семья побежала на поиски и нашла его на обочине дороги. Ночью он пришел в себя и рассказал родственникам то, что поведали и мы» («Coy шэнь цзи», гл. 17).
Те немногие истории о демонах-обезьянах, которые нам удалось отыскать в китайской литературе, не слишком отличаются по своему характеру от многих других легенд о животных-оборотнях, и потому едва ли заслуживают пристального внимания. Некоторый интерес представляют лишь две древнейшие из них, рисующие обезьян в роли лисиц, волков и собак одновременно, т. е. как коварных совратителей жен и девушек, а так же, как хитрых соблазнительниц, которые в обличий красивых женщин сбивают с пути истинного и взрослых, и неопытных юношей, околдовывая их своими чарами и подрывая их здоровье и силы.

«В годы Тайюань правления династии Цзинь (376–396), в заднем дворце Дичжао, принца Динлина, перед покоями наложниц жила обезьяна. Внезапно все женщины вдруг одновременно забеременели, и каждая родила трех сыновей; все они, только выйдя из чрева матери, сразу начали прыгать и танцевать. Чжао был уверен, что во всем виновата обезьяна, и убил зверя и всех детей. Женщины стали плакать и причитать. Принц допросил их, и они признались, что видели молодого человека в одеждах из желтого шелка и прозрачной белой шапочке, который был очень мил и смеялся и говорил как настоящий человек» («Coy шэнь хоу цзи», гл. 9).

«В последнем году Тайюань (396) некто Сюй Цзи-чжи отправился в поле на прогулку и увидел девушку с водяной лилией в руках; она подняла руку и поманила его к себе. Цзи-чжи был очарован ее красотой; и она пригласила его в свое жилище. С тех пор они стали общаться как старые друзья, но Цзи-чжи начал худеть и иногда рассказывал о являвшихся ему в видениях прекрасных комнатах и просторных залах с пышными диванами и широкими циновками. Несколько лет он веселился и пировал с этой женщиной, но однажды внимание его младшего брата Су-чжи привлек разговор людей в доме. Он подкрался поближе, чтобы разузнать, в чем дело, и увидел, как несколько девушек через заднюю дверь покинули дом, а одна осталась и спряталась в корзину. Он вошел, но Цзи-чжи разгневался и набросился на него: "Нам было так весело, как ты смеешь врываться?" И тут же добавил: "Там в корзине есть одна". Суй-чжи открыл корзину, увидел в ней обезьяну и убил ее. После этого болезнь брата прошла» («И юань»).

Заметное место в китайской демонологии занимают и крысы. Им, подобно лисицам и обезьянам, приписывается способность обращаться в человека и совращать людей, а также принимать облик буддийских священнослужителей, причем не всегда с коварными намерениями. Что касается обольщения и соблазнения женщин, то, они, как показывает следующая история, способны делать это и не воплощаясь в человека.

«Не так давно жил один человек, у него была дочь десяти с небольшим лет. Однажды утром она исчезла. Прошел год, но о ней не было ни слуху ни духу, но вдруг из подвала дома стал доноситься плач ребенка. Домочадцы вскрыли пол и обнаружили дыру, постепенно расширявшуюся вглубь и вширь, более чем в один чжан в длину. В ней сидела девочка с ребенком на руках, а рядом с ней — крыса, огромная и совершенно без шерсти. Увидев людей, девочка не подала и виду, что узнала их, из чего родители заключили, что она находится под дьявольским влиянием крысы. Когда крысу убили, девочка горько заплакала: "Он мой муж, почему они убили его?" Ребенка тоже убили, и стенания девочки стали невыносимыми. Она умерла еще до того, как ее начали лечить» («Гуан и цзи»).

В китайском фольклоре немало историй о том, как крысы, в облике людей либо других животных, целыми полчищами обрушиваются на дома и жилища людей, выскакивают из щелей и дыр и туда же прячутся. Такие появления крыс считаются, по китайским поверьям, неблагоприятными знамениями. Подобных рассказов действительно великое множество, что мы, несомненно, можем приписать обилию крыс, живущих рядом с человеком и каждодневно тревожащих его покой и сон. Следующая легенде, в частности, рисует крыс в качестве предвестников и даже как первоисточник зла.

«В последнем году правления под девизом Тяньбао (755), когда цензор Би Хан занимал пост губернатора Вэйчжоу, область попала под власть мятежника Ань Лу-шаня. Би Хан стал составлять план, который позволил бы привести разбойника к покорности, и еще не выступил, как вдруг через несколько дней увидел у себя во дворе несколько сот карликов. Ростом в пять-шесть цуней, они прыгали, скакали и слонялись без дела. Вместе с членами семьи он перебил их всех. На следующее утро толпа карликов в белых траурных одеждах с плачами и стенаниями положила тела погибших в гробы, водрузила их на повозки и отправилась к могиле, которую вырыли прямо во дворе. Вся траурная церемония проходила точно так же, как и у благородных людей. После похорон карлики исчезли в дыре в южной стене дома. Пребывая в великом изумлении и страхе, Би Хан вскрыл могилу и обнаружил в ней старую крысу. Тогда он вскипятил воду и вылил ее в дыру, а раскопав ее некоторое время спустя, нашел в ней уже несколько сот мертвых крыс. Через десять дней он потерпел поражение в битве, и вся его семья погибла» («Гуан и цзи»).
Еще одна легенда рассказывает о том, как крысы в облике хорошо вооруженных людей бесчинствуют на дорогах. «В первый год правления под девизом Ваньсуй (695) на дорогах, ведущих в Чаньань, свирепствовала шайка разбойников. Днем грабители прятались, а под покровом ночи вершили свои темные дела. Шло время, путников убивали, но выйти на след преступников никак не удавалось. Люди были напуганы до такой степени, что не осмеливались покидать дома по утрам даже тогда, когда к вечеру можно было добраться до постоялого двора.

Когда обо всем этом узнал один лекарь-даос, остановившийся в придорожном кабачке, он сказал собравшимся: "Определенно, это не люди; они наверняка призраки". Глубокой ночью, взяв с собой старинное зеркало, он вышел на дорогу и стал ждать. Вдруг откуда ни возьмись появился отряд, состоявший из молодых воинов, хорошо экипированных и вооруженных. "Кто это стоит там у дороги?" — закричали они в один голос даосу. "Или ты не боишься за свою жизнь?" Но лекарь направил на них зеркало, и все они побросали оружие и щиты и убежали. Пять или семь ли лекарь преследовал их, все время повторяя заклинания и заговоры, пока все они не спрятались в одну большую нору. До самого утра лекарь наблюдал за норой, а потом вернулся на постоялый двор и позвал людей, чтобы раскопать нору. В ней оказалось свыше сотни огромных крыс, которых перебили всех до единой, когда они пытались спастись. Так со злом было покончено» («Сяо сян лу»).

В обличии других животных крысы могут проникать и в жилище человека. «Ли Линь-фу (высокопоставленный сановник, живший в восьмом веке) нездоровилось. Наутро он поднялся, умылся, облачился в официальные одежды и, намереваясь отправиться ко двору, приказал слугам принести сумку для писем, с которой он имел обыкновение ходить на службу. Ли Линь-фу почувствовал, что сумка тяжелее, чем обычно, и открыл ее — оттуда выскочили две крысы, которые, только оказавшись на полу, сразу же превратились в серых собак. Сверкая злобными глазами и скаля зубы, собаки неотрывно смотрели на него. Ли Линь-фу схватил лук и выстрелил, после чего они исчезли. Случай этот, однако, так глубоко потряс его, что, не прошло и месяца, как он умер»[51].

Среди множества животных, которые, согласно китайским поверьям, могут принимать человеческий облик с целью вступления в сексуальную связь с мужчинами или женщинами, находится место и для выдры. Одна из историй Юй Бао гласит: «В Уси, что в области У (юг пров. Цзянсу), на верхнем озере была построена дамба, смотритель которой по имени Дин Чу каждый раз во время сильного дождя обходил плотину. Как-то, когда почти непрерывно лили весенние дожди, он, как обычно, отправился на обход. Возвращаясь вечером домой, он заметил, что за ним идет женщина, одежда которой, и верхняя, и нижняя, была голубой, а в руках она держала зонтик такого же цвета. "Помощник Чу, подождите меня!" — закричала женщина. Дин Чу почувствовал ее притягательную силу и хотел было подождать ее, но потом подумал про себя, что он никогда прежде не видел здесь эту женщину и что незнакомая женщина в такое время и в такую погоду наверняка не кто иной, как призрак. Он ускорил шаг, но, оглянувшись, заметил, что женщина семенит за ним с точно такой же скоростью. Тогда он бросился бежать и, оборотившись еще раз, увидел, что женщина прыгнула в воду. Одежду и зонтик она отбросила в сторону: на самом деле они оказались листьями водяной лилии, а сама женщина — большой серой выдрой. Выдра эта часто обращалась в человека для того, чтобы совратить юношей» («Coy шэнь цзи», гл. 18).

«В Хэдуне Шан Чоу-ну с молодым юношей собирали на берегу озера тростник. Ночи они обычно проводили в маленькой хижине, стоявшей посреди пустынного поля. Как-то на закате дня Чоу-ну увидел, как мимо них проплывает лодочка, наполненная тростником, а в ней сидит молодая девушка: и лицом, и фигурой она была прекрасна. Она поселилась в его домике, и как-то ночью Чоу-ну спал с ней и почувствовал, какой неприятный запах исходит от нее. Насладившись с мужчиной, женщина попросила разрешения выйти, и только переступила порог, как превратилась в выдру» («И юань»).
«Согласно "Фуцзянь тун чжи", "Описанию Фуцзяни", в тридцать пятом году правления под девизом Цзяцзин (1556) в народе ходили слухи о призраках водяных выдр, похожих на светлячков, которые убивали человека, если оказывались на его одежде. В городских домах били в гонги и барабаны, словно защищаясь от разбойников; по ночам люди даже не расстилали постели, а некоторые лекари-даосы продавали амулеты, якобы предохраняющие от зла. Власти заподозрили, что все это на самом деле придумали последние, и хотели уже наказать их, но они бежали, и больше призраки не появлялись».