Глава первая Нанесение вреда посредством собственной души или души животного

Китайцы охотно верят, что человек может по своему желанию «вызвать» свою душу из тела в любой момент, когда только пожелает. И само собой разумеется, это же могут делать и колдуны, побуждающие собственную душу преследовать их врага или жертву и вредить им.

«Житель Ханчжоу Чжао Цин-яо так любил играть в шахматы, что, только заслышав звук расставляемых фигур, сразу же садился за шахматную доску. Однажды, отправившись на прогулку к храму Двух Святых, он увидел там даоса с отвратительным лицом, игравшего в шахматы с каким-то посетителем. Даос называл себя настоящим знатоком, но играл при этом так плохо, что Чжао почувствовал отвращение и, даже не соблаговолив обратиться к нему, ушел.

Вечером, уже собираясь лечь спать, Чжао заметил двух призраков-светлячков, мечущихся туда и сюда по занавескам кровати. Поначалу он не решился что-либо предпринять, но тут занавеска отдернулась и перед ним предстал призрак с мечом, с синим лицом и зубами, походившими на зубья пилы. Чжао обругал его, и призрак исчез. Следующей ночью, лежа в постели, он услышал какое-то бормотание, словно это мальчишки зубрили свои уроки. Поначалу звук был неотчетливым, но, прислушавшись, Чжао различил слова: "Какое тебе дело до того, что я плохо играю и при этом называю себя умелым игроком? Почему ты осмеливаешься проявлять ко мне непочтительность?" Тут Чжао понял, что лекарь-даос пытается причинить ему зло, но это лишь придало ему храбрости. Потом он услышал шепот: "Однако ты смел, не боишься ни ножей, ни мечей; но я поступлю иначе — я вытащу из тебя душу и тем самым лишу тебя жизни". И далее зазвучало заклинание: "О, духовная сила Неба, о, духовная сила Земли, покажите свое могущество; да вопьется игла тебе в голову и сердце!" И Чжао почувствовал дрожь во всем теле, как это бывает с теми, кого, пробирает страх, но напряг всю свою волю и не сдвинулся с места. Зажав уши руками, он задремал, и, хотя из подушки его раздавался звон колокольчика, он продолжал стойко переносить испытание.

Прошел месяц, и в один прекрасный миг лекарь-даос упал на колени перед его кроватью, обливаясь слезами. "В припадке гнева, — сказал он, — я применил свое искусство, дабы запугать тебя, чтобы заставить тебя покориться и получить от тебя денег и шелка, но я ошибался, ибо тебя все это ничуть не смутило. Теперь я корю себя за то, что сделал, ибо если мое колдовство не оказывает действия на моих жертв, несчастья обрушиваются на меня самого. Вчера я умер, и моя душа не находит пристанища; я жажду предложить вам свои услуги в качестве божества покровителя ваших камфорных деревьев и ив и тем самым искупить и загладить свою вину". Чжао ничего не ответил, но наутро послал человека в храм Двух Святых, и тот принес весть, что даос перерезал себе горло. С тех пор Чжао всегда знал обо всем на день раньше; говорили, что лекарь-даос состоит у него на службе» («Цзы бу юй», гл. 8).

«Жители столицы, если их дети постоянно громко кричат по ночам, винят в этом "ночные звездочки". Жил в городе один колдун, который ловил звездочки с помощью лука из тутового дерева и стрел из персика. В доме Помощника Начальника Палаты жила старуха, которой уже перевалило за девяносто — она была наложницей еще его прадеда. Почтенная тетушка, как называли ее все члены семьи, целыми днями сидела на обогреваемой кровати из кирпичей; улыбка никогда не озаряла ее лица, а из уст ее не вылетало ни словечка. Она любила своего кота, который не отходил от нее ни на шаг.

У Помощника Начальника Палаты был сын, которого еще носили за спиной. По ночам он непрерывно плакал, и чиновник приказал колдуну — ловцу ночных звездочек вылечить его. Колдун явился с маленьким луком и стрелой, к древку которой была привязана белая шелковая нить в несколько чжан длиной; другой ее конец колдун намотал себе на ша кота становилась во время ночных путешествий призраком скакуна. «Профессора» черной магии печально знамениты и тем, что могут порой проникать в тела покойников и использовать их в качестве цзян ши — демонов, свирепость и кровожадность которых слишком хорошо известны. «Двое друзей из Тунчэна, Чжан и Сюй, торговали в Цзянси и добрались до самого Гуансиня, где Сюй внезапно умер в одном из придорожных кабачков. Чжан отправился на базар, чтобы купить гроб. Торговец запросил две тысячи монет, но, когда сделка уже почти состоялась, сидевший рядом за прилавком старик встрял в разговор и посоветовал не отдавать гроб дешевле, чем за четыре тысячи. Чжан разразился бранью и вернулся в кабачок. Вечером, когда он был наверху, покойник внезапно поднялся и изо всех сил ударил Чжана, так что тот, вне себя от ужаса, бросился искать спасения вниз по лестнице. На следующее утро Чжан опять отправился за гробом и предложил за него на тысячу монет больше. Владелец гробовой лавки ничего не сказал, но опять тут как тут оказался тот же старик, противившийся накануне покупке, и гневно сказал: "Хотя я здесь и не хозяин, но в этих местах меня зовут крадущимся горным тигром; если ты не дашь мне две тысячи монет, то есть столько же, сколько гробовщик просит за гроб, ты не получишь его". Чжан был человеком бедным и никак не мог заплатить требуемую сумму; ему ничего не оставалось делать, как отправиться, куда глаза глядят.

Неожиданно он встретил по дороге добродушного улыбающегося старика с белой бородой, одетого в синее платье. "Это ты покупал гроб?" — спросил старик. "Да, я", — ответил Чжан. ” И ты навлек на себя гнев крадущегося горного тигра?" Чжан опять ответил утвердительно, и тогда старик с белой бородой дал ему хлыст со словами: "Этим хлыстом У Цзы-сюй хлестал труп чуткого Пин-вана. если сегодня ночью покойник опять встанет и нападет на тебя, воспользуйся хлыстом, и тогда ты получишь гроб и выпутаешься из беды". Сказав это, старик исчез. Чжан пошел обратно в кабачок и поднялся по лестнице наверх; не успел мертвец вскочить, как Чжан, как и было ему велено, начал стегать его, да притом так сильно, что под тяжестью ударов покойник рухнул на пол. Когда наутро Чжан в третий раз направился в лавку, хозяин сказал ему: "Минувшей ночью крадущийся горный тигр умер, и теперь вся наша округа избавлена от этой напасти, так что теперь бери гроб за первоначальную цену в две тысячи". Чжан попросил торговца рассказать поподробнее. "Фамилия этого старика — Хун, — ответил тот. — Он владел колдовским искусством, мог призывать на помощь призраков и имел привычку заставлять мертвецов нападать на людей. Когда кто-либо умирал и требовался гроб, он приходил в мою лавку, чтобы потребовать свою долю, а просил он половину суммы. Так продолжалось немало лет, и многим людям он причинил зло. Но прошлой ночью он неожиданно умер, и никто не знает, что его погубило". И тогда Чжан поведал ему о том, как получил от старика с белой бородой волшебный хлыст; оба они поспешили к телу умершего и обнаружили на его теле полосы от ударов. Некоторые говорят, что белобородый старик в голубой одежде был местным божеством земли» («Цзы бу юй», гл. 10).

Многочисленные китайские предания и рассказы о людях, превращающихся в зверей, которые мы приводили в соответствующих главах, посвященных людям-оборотням и зверям- призракам, позволяют сделать вывод о том, что чаще всего китайцы воспринимали подобные метаморфозы как намеренные. Особенно ярко проявляется это в истории о Чжоу Чжэне, превратившемся в тигра посредством заклинаний и рисунка зверя; по своей воле то же самое проделал и Чэнь Ши-шань; по собственному желанию стал кровожадным тигром Чжу Ду-сы. Волками становились юноша, женщина Цзинь из гуннского племени, пастух Цан. Если такие люди-оборотни приносят людям зло, то мы имеем дело с анимистическим колдовством, по крайней мере в той степени, в какой душа человека или животного участвует в данном превращении.
Четвероногие посланцы черной магии, как и животные-призраки, могут вызывать болезни у людей. «В двадцатом году Цяньлун (1755) маленький ребенок в одной столичной семье часто дергался в судорогах и умер, не дожив до года. Во время приступов вокруг лампы летало черное существо, похожее на сову, и чем быстрее оно кружило, тем сильнее ребенок задыхался; когда же он перестал дышать, черное существо исчезло. Вскоре конвульсии поразили и другого ребенка в этой же семье. Об этом прослышал господин Э, офицер императорской гвардии, человек смелый и отважный; он был вне себя от гнева, взял лук и стрелы и твердо решил убить черное чудовище как только оно появится. Он натянул тетиву и выпустил стрелу — раздался крик, и на землю потекла кровь. Кровавый след повел его через двойную стену к дому господина Ли, Великого Главнокомандующего, и исчез в очаге. С луком и стрелами наготове офицер встал рядом и стал ждать.

Появился господин Ли, удивленный и перепуганный, и спросил, что случилось. Офицер Э, который приходился ему родственником, рассказал, что привело его в дом. Главнокомандующий приказал осмотреть очаг, и в каморке за очагом они обнаружили ведьму с зелеными глазами, из поясницы ее торчала стрела, а из раны сочилась кровь; она походила на обезьяну ми и была родом из племени мяо — господин Ли привез ее из Юньнани, где он одно время служил чиновником. Она была очень старой и, как сама говорила, не помнила своего возраста. Ее заподозрили в колдовстве и допросили; она призналась, что знает заклинания, произнося которые, она может превращаться в странных птиц. Изменивши облик, она ждала, пока пробьют вторую стражу, а потом вылетала наружу и пожирала мозг маленьких детей — так она навредила более чем семистам младенцам. Взбешенный господин Ли заковал ее в кандалы, сложил костер и сжег ее заживо, после чего на долгое время воцарилось спокойствие и дети больше не страдали от конвульсий» («Цзы бу юй», гл. 5).

Впрочем, колдуны и колдуньи могут вызывать не только собственные души; для своих коварных замыслов они умеют использовать и души животных, как, впрочем, и самих зверей. Читатель уже знаком с этим видом черной магии, о котором мы говорили в главе о кошках- призраках. Мы приводили эпизод, взятый из официальной истории династии Суй, о том, как в 598 году при императорском дворе вельможи колдовским способом насылали на людей котов. Главный принцип их черного искусства, как мы помним, заключался в том, что путем жертвоприношений, заклинаний и чар животным «задавалась» чужая воля, животные несли людям болезни и даже смерть, а колдуны завладевали их состоянием. Причем случай этот дает нам еще один показательный пример: сам император готов был принести в жертву суевериям собственного зятя и жену. Что уж в таком случае говорить о легковерности его подданных. Лишь личное вмешательство императрицы, если верить историку, спасло обвиняемых: «Когда То, сводного брата императрицы, приговорили к смерти за то, что он насылал на нее котов-призраков при помощи колдовских гу, заклинаний и чар, императрица три дня не принимала пищу, а потом вступилась за него с такими словами: "Если бы То навредил делам управления или принес зло народу, я не осмелилась бы произнести и слова в его защиту; но если он совершил преступление только против меня, я осмеливаюсь просить за его жизнь". И тогда смертный приговор То смягчили на одну ступень» («История династии Суй», гл. 36,1.5), («История северных династий», гл.14,1.17).

Еще более красноречиво о широком распространении верований в колдовство посредством котов говорит тот факт, что император отдал приказ о преследовании и уничтожении всех семей тех, кто обвинялся в черной магии. В хронологическом перечне событий царствования вышеупомянутого императора мы читаем: «В восемнадцатом году Кайхуан (598), в пятом месяце он издал указ о том, чтобы семьи, держащие котов-призраков, взращивающие яд г;у, повелевающие призраками, а также практикующие дикие и варварские методы, ссылались на отдаленные границы всех четырех направлений» («История династии Суй», гл. 2,1.13), («История северных династий», гл.11,1.26). Однако более ни в одном китайском сочинении упоминаний о черной магии посредством котов-призраков не встречается, из чего можно сделать вывод, что либо династия Суй стоит в данном отношении особняком, либо преступление, о котором повествуется в официальной истории, имело место лишь в воспаленном воображении императора и его приближенных. Отметим также, что зять императора был вместе со всем прочим обвинен и в «колдовском гу» и что против «взращивающих яд гу» и «повелевающих призраками» был объявлен настоящий крестовый поход. В дальнейшем мы будем говорить в первую очередь о двух типах анимистического колдовства, упоминаемых в литературе гораздо чаще по сравнению с остальными.