Доктрина двух колонн является одной из самых универсальных каббалистических идей, нашедших отражение в символизме двух колон масонского храма и эзотерическом символе тайцзы. Как известно, одна из колонн называется «Колонна милосердия», а другая – «Колонна строгости». Первая берет свое начало в пути Алеф и модальности Хокма, вторая – в пути Бет и модусе Бина. Выше мы подробно рассмотрели алхимический символизм восхождения по Колонне строгости. Мы знаем, что Кроули предполагал два варианта продвижения – путь стрелы, проходящий по центральному лучу древа жизни, и способ, о котором Кроули лишь намекнул в «Книге замка Абигени» – восхождение по пути Хет, то есть колонне строгости.

На первый взгляд, доктрина двух колонн является лишь еще одной вариацией идеи единства противоположностей. Однако не будем забывать, что в сакральной науке предельная истина может быть выражена сотнями различных символов, и средство, которым обозначается идея, зачастую не менее значимо, чем сама идея.

Прежде всего, обратим внимание, что две колонны являются ОПОРАМИ храма, позволяющими сохранить все величественное здание. И в этой связи мы должны понять, что если здание храма – всё мироздание во всех возможных модальностях и фазах, то формула двух колон – это выражение того принципа, который является условием сохранения этого здания.

Так например, в модальности Малкут формула двух колон связана с физическим законом движения протонов и электронов, разнополярность которых и сохраняет храм материального мира в неизменности. По отношению к модальности Йесод противоположности имеют скорее этическое значение и относимы к идее добра и зла, а одновременное стремление души к этим двум полюсам обеспечивает её динамическое равновесие. Противоупор образа и концепции является выражением закона двух колонн на уровне модальностей Нецах и Ход, однако следует заметить, что в самих этих модальностях сокрыта противоположность в виде устремления вверх (пути Мем и Каф) и вниз (пути Шин и Коф). Закон двух колон распространяется и на модальность Тифарет, явя себя четверичной формулой рождения, жизни, смерти и возрождения.

Однако если мы обратим внимание, то динамическое равновесие мужского и женского не исчерпывается какой-либо одной модальностью, но пронизывает все древо – от верхних сфирот до Малкут. Поэтому именно идею мужского и женского мы будем рассматривать как наиболее универсальное выражение закона двух колонн.

И здесь мы сталкиваемся с целым рядом интересных парадоксов, требующих не то чтобы разрешения, но, по крайней мере, осмысления. Мы знаем, что именно женская колонна называется «Колонной строгости», тогда как мужская – «Колонной милосердия». Это кажется непостижимым, поскольку в материальном мире именно с женским началом традиционно связывается милосердие и сострадание. Частым объяснением этого парадокса является апелляция к символу ужасной матери, однако это не более чем софизм, поскольку архетип ужасной матери уравновешен архетипом ужасного отца и существование их благих эквивалентов делает систему уравновешенной, не позволяя выделить из четырех равных линий квадрата одну в качестве основной.

Подойдем с другой стороны. Если исходить от Малкут (то есть рассматривать древо с точки зрения восходящей инициации, а не божественного кенозиса), то колонна строгости начинается от модальности Ход, а колонна милосердия – от модальности Нецах, при этом атрибутация первого к Меркурию, а второго – к Венере окончательно запутывает ситуацию.

Мы рискнем предложить свое решение этого вопроса, рассмотрев колонну строгости как восходящий вектор, а колонну милосердия – как нисходящий. Идея вот в чем: модальности колонны строгости являют собой преимущественно инициатические векторы, представляющие безжалостность адепта по отношению к его состоянию. Так корнем пути строгости является вектор Шин, на котором, как уже было сказано, адепт уподобляется Фениксу и сжигает ложную идентификацию с персоной. Затем, в векторе Повешенный, происходит уничтожение Эго, и в неистовом потоке вектора Хет адепт окончательно изливает свою кровь в чашу Бабалон, становясь Магом (вектор Бет) в городе пирамид. Восходящий характер каждого из этих векторов (за исключением двустороннего вектора Шин, который есть одновременно одухотворение материи и жертвоприношение ложной индивидуальности, однако Шин относится к колонне строгости весьма относительно, как её корень) подразумевает тяжелую инициацию, некую строгость и даже безжалостность к себе во имя достижения более высокой модальности. Это – синий (то есть водный) восходящий треугольник молитвы, о котором Алистер Кроули писал в Кефлане 69.

Колонна милосердия, напротив, являет собой мужской поток от верха к низу. Вектор Алеф, связывающий модальности Кетер и Хокмы, представляет чистый и еще неоформившийся дух. Его формула – «И дух божий метался над водами». Этот поток обретает форму и проявление в векторе Вав, который соответствует карте Иерофант, пентаграмме и идее логоса как высшего сыновства, слова, творящего вселенную. Слово достигает модальности Хесед, то есть отца-оформителя материи, и устремляется дальше во вращении Колеса фортуны.

Если Кетер есть невыразимый источник, который вообще никак не может быть представлен, то Хокма – это древний отец Уран, изначальный отец времен ОНО; тогда как Хесед – первая модальность, существующая под пропастью, которая отделяет времена предначального ОНО, справедливо соотносится с Отцом Богов Юпитером.

Разворачивание нисходящей благодати происходит от Хесед к Нецах как вихрь Колеса фортуны или дары доброго царя. Это вихрь изобилия, который изливается от отца богов к своей дочери Венере в бесконечном раскручивании свастики Колеса фортуны.

Здесь внимательный читатель должен обеспокоиться, поскольку обнаружит некоторые противоречия. Дело в том, что одни и те же образы и символы мы можем встречать в самых разных векторах и модальностях. Инспирации, связанные с одними и теми же символами, могут различаться настолько, что порой наделяются противоположными значениями.

Например, символ свастики первично атрибутируется к Кетер. Строго говоря, Кетер является центром свастики, тогда как её вектор – по- или противосолнечный, определяется актуализацией тяготения к правой или левой колонне. Так втягивание форм в себя соответствует противосолнечной свастике и колонне строгости, а излияние форм из себя – солнечной и колонне милосердия.

Этот же феномен, но на совершенно ином уровне, находит свое отражение в зеркальных путях Хе и Реш, где опять же с мужским вектором связывается принцип дня, а с женским – принцип ночи, то есть Солнце и Звезда.

Наконец, совершенно особо следует рассматривать свастику Колеса фортуны, поскольку здесь она представляет собой прежде всего идею дара и защиты. Вот почему вращающийся крест во все времена и у разных народов оказывался надежным оберегом от дурных влияний и символом жизненного изобилия.

Далее, говоря о векторе Каф, следует отметить, что его зеркальным отражением является Повешенный. Первый отражает полноту переживания жизни и успеха, второй – добровольное (или не всегда добровольное) отречение от жизни. Однако на обеих картах присутствует один и тот же символ – анх. Этот животворящий символ в обоих случаях связан с фигурами, которые в общепринятом представлении являются злыми – на Колесе фортуны анх держит тифон, низвергающийся вниз с колеса, тогда как на двенадцатом аркане змея, кусающая повешенного в пятку, зацеплена за анх. Еще одним ярким примером взаимопроникновения символов жизни и смерти является тот забавный факт, что анх – этот традиционный символ вечной жизни, в настоящее время для очень многих стал символом готической субкультуры, то есть субкультуры, очарованной смертью, гниением и распадом.

Анх, который держит тифон, – это силы жизни, низвергающиеся в мир посредством инерции и тяжести. Кульминации это низвержение достигает в векторе Коф, который был подробно рассмотрен в прошлой главе и является вектором воплощения.

Таким образом, мысленно оглядев все древо, нетрудно понять, что само по себе оно представляет нечто вроде свастики, движущейся по часовой стрелке и имеющей основу в Тифарет. При этом свести древо жизни к простейшим схематическим построениям при всем желании не получится, поскольку любая предельная доктрина оказывается, в конечном счете, парадоксальной.

Парадокс данного построения и в том, что хотя схематически Кетер оказывается у нас в верхней точке круга, а Тифарет – в центре, столь же истинным будет и их перемена местами, отсылающая нас к тому особому сакральному значению, которое Генон придавал именно сердечному центру, точнее, той точке, которая находится в его сути и до времени скрыта. Это и есть каббалистическая тайна открытия Кетер в Тифарет посредством женственного вектора Гимель, пересеченного с Далет (этот предельный крест представляет всю бесконечную потенциальность женского начала до разделения), христианская идея проявления Отца в Сыне посредством духа или телемитская идея раскрытия Хадит в РаГорХуит посредством тайны бесконечности Нюит. В прошлой главе мы уже говорили об этом в контексте тайны Святого Грааля, который и является Святым Духом, открывающим Отца в Сыне.

Следует отметить, что все сказанное не имеет большой ценности, если принимается без глубокого осмысления и превращается в одну из многих интеллектуальных концепций. Любая идея, любая доктрина должны быть пережиты и осознаны посредством медитации на древе и внутреннего раскрытия модальностей.