Если вред человеку можно причинить с помощью призраков или душ других людей, то вполне реально предположить, что сделать это возможно и посредством его собственной души, а именно — «вырвав» ее из тела.

Как мы помним, в кодексе законов особо указываются случаи, когда злодеи крадут у людей души или жизненную ци, чтобы потом использовать их для колдовства; в подобном документе, естественно, никаких конкретных примеров «душекрадства» не приводится. Впрочем, никакой тайны в том, к чему приводят подобные «кражи», нет, ведь мы в свое время описывали болезни, к которым приводит отсутствие души в теле человека. Там мы приводили историю о двух людях, которые, без всякого злого умысла, используя магические амулеты и заклинания, «вытащили» души из женщин. Внимательный читатель помнит и историю об одном даосе, который пытался при помощи заклинаний и ножа лишить души и жизни своего врага, и план его не удался лишь постольку, поскольку противник обладал крепкими нервами. Таким образом, мы вправе заключить, что в Китае есть «похитители душ», преследующие цель совершенно иную, чем колдуны, о которых мы рассказывали в главе III, которые нуждаются для исполнения своих замыслов в «душах в подчинении». Эти «похитители душ» также в основном делают свои черные дела, опираясь на силу амулетов и заклинаний, в чем нас убеждает следующее повествование.

«В Гуанси люди верят в "повелителей призраков" и почитают их. Жили там два человека, Чэнь и Лай, которые умели "ловить" жизни и впускать их в тела умирающих. К их услугам часто прибегали семьи, в которых кто-нибудь тяжело болел.
Когда один из них приходил в дом к больному, он первым делом накрывал чашку с водой бумагой и подвешивал ее вверх дном над постелью больного; на следующий день он навещал его и осматривал чашку — если за это время не вытекало ни капли воды, то, уверял он, больному можно помочь. Либо же он брал петуха, втыкал чистый нож петуху в горло на семь-восемь цуней и держал птицу перед больным, задерживая свое дыхание и повторяя заклинания; если после произнесения заклинаний из клюва петуха не просачивалась кровь, он также говорил, что больного можно вылечить. Потом он вытаскивал из горла петуха нож, бросал птицу на землю, и она как ни в чем не бывало улетала. Но если исчезала хоть капля воды или выступала хоть капля крови, он поворачивался и уходил, говоря, что помочь не в силах.
Если больному можно было помочь, он воздвигал алтарь и вывешивал на нем несколько десятком изображений шэнь и гуй; затем повелитель призраков, одетый в женское платье, исполнял танец ган и бормотал заклинания, сопровождая их ударами в гонг и барабан. Когда же наступала ночь, он делал светильник из промасленной бумаги, выходил в поле и неотчетливым голосом звал душу (хунь). Душа крепко спящего соседа повиновалась ему и приходила; повелитель призраков приказывал ей взять в руку светильник и уходить; если после этого повелитель призраков поздравлял семью больного, то больной выздоравливал, а человек, чья душа приходила за светильником, умирал. Однако был способ воспрепятствовать колдовству, который заключался в следующем; если, заслышав ночью звук барабана или гонга, человек вставал обеими ногами на землю, никакой вред ему причинить было невозможно. Таким путем Чэнь и Лай разбогатели. Главный зал их дома представлял собой темное место, где они подносили жертвы перед множеством изображений шэнь и гуй.

Как-то жена младшего брата моего отца заболела и пригласила к себе повелителя призраков Лая. С мечом в руке он пытался поймать призрака, но существо, похожее на большую летучую мышь, спряталось под ее кроватью. Лай написал на ладони иероглиф "гром" и напал на призрака, но огонь из его руки вырвался в неверном направлении и опалил ему бороду. Он рассвирепел, приказал вскипятить в котле масло дерева тун, написал на амулете заклинания и сжег его; а после того, как он стал мешать кипящее масло собственной рукой, из-под кровати послышалось жалкое щебетание — призрак просил прощения. Вскоре он затих, и женщина поправилась.

Однажды, когда повелитель призраков Чэнь по просьбе одной семьи вызывал душу-хунь, он увидел, что к нему медленно приближается девушка в синих одеждах. Внимательно посмотрев на нее, он признал в ней собственную дочь, которая пришла за светильником. Чэнь перепугался, бросил фонарь на землю, ударил ее по спине и поспешил домой, чтобы взглянуть на дочь; дочь только проснулась и дрожала от страха. "Я пришла, потому что мне снилось, что ты зовешь меня", — сказала она ему. А на ее синем платье хорошо виден был масляный след от его руки.

В Гуйлине серьезно заболела дочь начальника Вэя. Жена пригласила Чэня посмотреть ее, но Чэнь запросил за визит сто монет, и тогда Вэй, человек жестокий, схватил его, наказал палками и бросил в тюрьму. Но повелитель призраков лишь усмехнулся и сказал: "Запомните, вам будет совестно за те удары, что вы нанесли мне". Когда повелителя призраков наказывали палками, дочь Вэя, лежавшая на кровати, закричала: "Чэнь приказывает двум призракам бить меня палками по ягодицам, они бросают меня в темницу!" Жена Вэя, ужаснувшись, потребовала выпустить Чэня; она пообещала ему двойную плату, но Чэнь сказал: "Меня испугали злые призраки, и теперь я бессилен". И девочка умерла» («Цзы бу юй», гл. 17).

Отнять душу у живого человека можно и другими способами. Так, например, когда человек спит, душа его покидает тело, и колдун, разместив подле кровати спящего жертвенную утварь, способен не дать душе вернуться обратно в тело, ибо душа в таком случае примет жертвы за погребальные, решит, что человек умер, и уйдет восвояси, вызвав тем самым уже настоящую смерть. Того же результата можно достичь, если раскрасить или замазать черным лицо спящего — блуждающая душа, вернувшись, не узнает своего владельца.

Исследование наше, разумеется, не в состоянии дать полную картину такого масштабного явления, как китайское искусство колдовства. Ведь сфера владычества анимизма настолько огромна, что позволяет создавать колдовские хитрости и практики в неисчислимом количестве. Существуют, однако, и такие разновидности колдовства, в которых анимистический элемент не проявляется, по крайней мере, выпукло, и в таком случае вообще сомнительно, должны ли мы в рамках нашей работы говорить о них. Таковы, например, черная магия, направленная непосредственно на жертву, его образ, имя или гороскоп, которая может опираться и на амулеты, и на заклинания, и на любые иные формы болезнетворного воздействия.

Читатель уже знает, что амулеты и заклинания, используемые для натравливания злых призраков на людей, представляют собой команды либо магические формулы, накладывающие на потусторонних существ обязанность повиноваться. Применение их подразумевает наличие веры в силу и действенность слова как такового, высказанного либо написанного. Пожелания счастья и благоденствия, ругань и оскорбление — вообще все слова порождают мысль о реалиях, и мысли эти могут быть достаточно сильны и глубоки, чтобы убедить доверчивые умы в том, что подразумеваемые ими «реалии» действительно имеют место быть. Таким образом, слова практически исполняют то, что они выражают; они не только подразумевают реалии, но и сами являются реалиями. Принцип этот сполна иллюстрировался нами через различные традиции и обряды; он является самым важным фактором, определяющим характер китайского экзорцизма и религиозной магии; с ним мы будем неоднократно встречаться в дальнейшем.
Из всего этого с необходимостью вытекает, что заклинания и амулеты сами по себе вполне достаточны для совершения колдовства, и никаких призраков-помощников или призраков- посредников не требуется. Они использовались против императора У-ди в ханьские времена, а значит, скорее всего, рассматривались как первейшие инструменты колдовства и в гораздо более ранние времена, что тем более вероятно, если учесть, что мы находим их у многих народов, находящихся на весьма низкой ступени развития. И, как мы указывали, уголовные наказания, в течение столетий применявшиеся к виновным в подобного рода черном искусстве, предусматривали для них такое же наказание, как и за использование «призраков в подчинении».

Амулеты и заклинания, передающие приказы призракам либо же уточняющие, что именно надлежит сделать жертве, обычно говорят на особом, оккультном языке и используют специфическую терминологию, вдаваться в детали которых мы, увы, не в состоянии из-за недостатка данных. Попытаемся представить лишь такую, самую простейшую из их возможных форм: клочок бумаги, с написанным на нем иероглифом ша, «убить», спрятанный в одежде «объекта» колдовства, пусть даже в той, которую он не носит; все равно этого может быть достаточно для того, чтобы уничтожить его самого и всю его семью. Написанные на чем-нибудь иероглифы, обозначающие «болезнь» либо еще что-либо дурное, можно укрыть и в доме врага, ведь погубить его может даже нелепая смесь черт и точек — а вдруг они сами собой волшебным образом составят какое-нибудь послание! Иероглиф, обозначающий призрака, приведет этого призрака в дом объекта ненависти, особенно если колдун поспособствует тому заклинаниями. Название же насекомого заставит наводнить дом каких- нибудь паразитов либо же напрочь отобьет аппетит у всех членов семьи, ибо в самый неподходящий момент в горшках и кастрюлях вдруг будут появляться тараканы, гусеницы либо вши. Одним словом, здесь колдовству предоставлен необъятный простор для действий: может случиться все, что только возможно вообразить. Мы видели столько разных символических обозначений счастья, по убеждению китайцев, на самом деле его приносящих, что вполне логично, что и олицетворения зла, какими бы нелепыми и фантастическими они ни выглядели, точно так же, по их мнению, приносят зло. И все эти олицетворения мы могли бы классифицировать, составив длинный список самых разнообразных колдовских чар.

Амулеты и заклинания помогают и всевозможным мошенникам усыплять и притуплять бдительность людей и заманивать их в ловушки и расставленные сети. Китайцы столь твердо и искренне убеждены в реальности такой опасности, что в Уголовном кодексе есть такая статья: «Существуют порочные и отвратительные разбойники, использующие амулеты и заклинания, растения и пищу для того, чтобы заманивать мальчиков и девочек в ловушки и расчленять их, либо вытаскивать из их головы и костей мозг. Местным властям надлежит выслеживать и хватать преступников, судить их и наказывать. Если местные чиновники окажутся неспособными расследовать преступления, их следует понизить на два ранга (в чиновничьей табели о рангах)» (гл. 25, ст. 4).

Интересно также, что, по китайским представлениям, вред человеку можно причинить, если пожелать ему зла над иероглифами, обозначающими год, месяц, день и час его рождения, и именно таким способом пользуются колдуны, чтобы пленить и заманить в свои сети тех, кого они хотят «лишить жизни» или у кого желают похитить душу. Всего иероглифов этих восемь — четыре бинома шестидесятеричного цикла, используемые для исчисления лет, дней, месяцев и часов. Они составляют гороскоп человека, определяющий его судьбу раз и навсегда; вот почему причинить вред гороскопу, значит, причинить вред и самому человеку. Писать их в перевернутом виде, перечеркивать проклятиями, произносить над ними бранные слова и заклинания или еще каким-либо образом выражать недоброжелательное к ним отношение — значит с дурными целями применять языческий закон связи и идентификации представлений и лежащих в их основе реалий. В Амое, как мы уже говорили, нередко приклеивают клочок бумаги с именем и датой рождения заклятого врага к колоколу одного из храмов, ибо каждый удар колокола будет дорого стоить такому человеку — от будет сотрясать и тревожить и его самого, и его судьбу.
К счастью, есть немало людей, против которых любое колдовство и, в частности, только что описанное нами, бессильно. Такими счастливчиками являются люди, у которых все четыре бинома рождения, согласно альманахам предсказателей, либо даже вопреки и тем, и другим — первоклассные; все восемь иероглифов у таких «баловней судьбы» — «тяжелые» (чжун); и они формируют естественную судьбу, неподвластную, как неприступная твердыня, никаким лихолетьям. Но горе тем, у кого все восемь иероглифом окажутся «легкими» (цин), ведь именно таких в первую очередь и преследуют колдуны. Людей, становящихся слабоумными либо идиотами, китайцы обычно рассматривают как несчастных жертв злонамеренных действий колдунов, совершенных против их гороскопов.

Каждый житель Амоя при случае дает свой гороскоп в руки предсказателей, хрономантов и геомантов для того, чтобы они на основании его изрекли свой вердикт относительно судьбы владельца, его счастья и несчастья, удачи или неудачи в делах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «профессора» оккультных искусств находятся под постоянным подозрением в том, что они либо занимаются колдовством сами, либо за деньги продают гороскопы тем, кто уж точно воспользуется ими с коварными целями. Естественно также, что любой благоразумный и осмотрительный человек наиболее тщательно скрывает иероглифы, обозначающие час его рождения; остальные шесть менее точно определяют его судьбу и оттого менее опасны, случись им попасть в руки недруга. Страх нечаянно открыть час своего рождения настолько велик, что китайцы, даже в письменных обращениях к божествам и предкам, составляемых во время регулярных жертвоприношений, в которых они, следуя издревле идущим традициям, как правило, искренне и подробно говорят о себе, указывают только год, месяц и день своего рождения, заменяя иероглифы, обозначающие час, нейтральным термином «благоприятный» (цзи ши).

Амулеты и заклинания могут принести вред человеку, если их применить против чего- нибудь, олицетворяющего его тело. Читатель знает, насколько тесно склонны китайцы отождествлять существа и их подобия. А потому они убеждены, что повредить человеку вполне можно, оскорбив его изображение или дурно обращаясь с ним; тогда человеку суждено испытать все то, что испытал его «двойник». Сходство того и другого усугубляется в том случае, если на изображении написано имя и гороскоп человека. Мои знакомые китайцы уверяли меня, что способ этот широко практикуется. В Амое для этого используется самый грубый «образ» — две скрещенные бамбуковые палочки; к ним приклеивают клочок бумаги, призванный «символизировать» человеческое тело. Размером они, как правило, с руку человека, а изображения мужчин и женщин отличаются лишь тем, что к первым добавляются еще два кусочка бумаги, как говорят, «сапоги». Называются они ти шэнь, «заменяющими тело», и продаются в любой лавке, где делают и продают бумажные принадлежности для жертвоприношений умершим и божествам; их сжигают для того, чтобы в потустороннем мире они превратились в верных слуг предков и духов. Используют их и в экзорцистских практиках и религиозной магии, о чем мы будем говорить в дальнейшем. Для свершения колдовского замысла достаточно даже просто нескольких соломинок, связанных крест- накрест, ведь сходство подобного «изображения» с человеком достигается не столько артистическими способностями недруга, сколько указанием имени и гороскопа, прикрепляемых к «образу»[122]. Мужчины утверждают, что к подобному виду черной магии склонны в первую очередь представительницы слабого пола. Ненависть к мужьям-тиранам, взаимная ревность жен и наложниц, вызванная пристрастным отношением мужа и господина к исполнению сексуальных и прочих обязанностей, всевозможные домашние ссоры и склоки, от которых не свободна ни одна китайская семья — все это легко превращает внутренние покои дома, где живут женщины, в источник оккультного зла. Измазать «образ» ненавистной соперницы нечистотами или бросить его в отхожее место, дабы сама она стала источать такой мерзкий запах, чтобы любовь к ней мужа сменилась отвращением — совершенно в порядке вещей, как, впрочем, и «похороны» изображения или осыпание его потоком ругательств и проклятий. Во всем этом жены и служанки проявляют недюжинную выдумку и изобретательность.

Применение «двойников» хорошо также и тем, что позволяет колдунам и колдуньям поражать именно те части тела жертв, которым они желают повредить. Если проткнуть иголкой глаза куклы и одновременно произнести заклинание или излить проклятие, жертва может ослепнуть, особенно, если колющий предмет не вынимать из куклы; булавка в животе у образа вызовет колики у человека, а если ее вонзить в сердце — то и смерть; чем уколы многочисленнее, а заклинания громче, тем надежнее результат. Именно так, как мы помним, обошлись с несчастной Юэ-си. Подобные «образы» часто бросают на пыльные улицы, чтобы толпа топтала их; если кто-то случайно заметит их, то тут же отстранится и плюнет, дабы свести на нет их эффект. В любом случае, подобное колдовство будет более действенно, если предварительно связь «объекта» с изображением укрепить, пронеся его над головой человека или спрятав на время в его одежде, стуле или кровати.
В Амое говорят, что нередко при помощи колдовских кукол людей бросают в объятия низших демонов, состоящих на службе у божества Стен и Рвов и божества Восточной горы; действительно, божества эти являются судиями над душами человеческими, и часто приказывают своим подчиненным забрать душу у живого человека и доставить ее на суд. Если человек считает, что кто-то причинил ему зло, он может спрятать изображение этого человека рядом со статуей демона в храме одного из божеств и обратиться к божеству с просьбой, разумеется, подкрепив ее жертвоприношениями, похитить душу обидчика, дабы она подверглась пред божественным ликом тем же самым пыткам и истязаниям, которые применяют при допросе арестантов земные власти. В храме божества Восточной горы есть большой деревянный цилиндр, который, вращаясь перпендикулярно на оси, якобы поднимает души женщин, умерших от заражения крови при родах, из бассейна с кровью, в котором те пребывают в аду, искупая вину. Порой женщины бросают «двойников» своих соперниц под это «орудие спасения», желая тем самым им смерти при родах и попадания в кровяной бассейн.

Несомненно, что традиция навлечения вреда и порчи с помощью самых разных образов человека весьма древняя. О куклах мы читаем при описании всеобщей истерии, связанной с гу, при ханьской династии. Куклы эти могли быть как «призраками в подчинении», так и «двойниками-заменами» самого августейшего императора У-ди, которые зарывали в землю с тем, чтобы по аналогии «вызвать» тем самым смерть и погребение императора либо же выкрасть его душу, когда он будет проезжать мимо, и сделать его тем самым более уязвимым для последующего колдовства. Признанным фактом является то, что в историческом описании сходного события, имевшего место в 453 году, явно указывается, что куклы были не чем иным, как изображением императора. Описание это достаточно интересно, чтобы привести его полностью.

«Была колдунья по имени Янь Дао-юй, заявлявшая, что она общается с духами и душами (лин) и обладает способностью использовать призраков». Служанка принцессы по имени Ван Ин-у представила ее госпоже, и она завоевала доверие наследного принца Шао и второго принца Сюня, которые «почтительно прибегали к ее искусству и называли ее "Небесной повелительницей", а после по ее указаниям они сделали колдовские гу и куклу из яшмы, изображавшую императора, которые зарыли перед дворцом Ханьчжан». Принцы прекрасно сознавали, какое преступление совершают, и опасались, что отец может обо всем узнать и покарать их. Сообщником их была Ван Ин-у, вместе с Чэнь Тянь-сином, слугой принцессы, которого Ван Ин-у вырастила и использовала для удовлетворения собственных сексуальных аппетитов. Кроме того, в колдовском заговоре участвовал и евнух Цин Гэ. Принцесса умерла, и тогда наследный принц отдал Ван Ин-у в наложницы одному из своих офицеров, по имени Чэнь Хуай-юань, который узнал о тайной связи Ван Ин-у с Чэнь Тянь-сином. По его просьбе, наследный принц казнил слугу. Казнь эта привела в ужас евнуха Цин Гэ, поскольку они с Ван Ин-у были хорошими друзьями. И, чтобы спасти свою жизнь, он рассказал обо всем императору. Случилось это в седьмом месяце 452 года.

Сын Неба арестовал Ин-у. Ее дом обыскали и нашли множество бумаг, написанных рукой Шао и Сюня — заклинания и заговоры, связанные с колдовскими гу; обнаружили и зарытую фигурку. Дао-юй удалось бежать, и все ее поиски, даже в провинции, оказались безрезультатными. Оба принца даже не пытались оправдываться и сразу же открыто признали свою вину. Младший вместе с пропавшей Дао-юй, переодетой буддийской монахиней, направился на столичную пристань, а оттуда — в северную армию; во втором месяце следующего года он даже осмелился вернуться с ней в столицу.

Но две служанки доложили императору о колдовстве. Император лишил Шао ранга наследника престола, а Сюню приказал покончить с собой. Вердикт владыки побудил принцев совершить попытку государственного переворота. Ранним утром, когда стражники спали, Шао напал на дворец, а его сподвижник, Чжан Чао-чжи, убил императора и отрезал у него пять пальцев. Погибли и несколько сановников; Шао взошел на престол и стал править под девизом Тайчу, «Великое Начало», который ему подсказала Дао-юй.
Но третий принц, законный наследник в силу низложения старшего принца и смертного приговора второму, сосредоточил большую власть в провинциях. После короткой кампании и сражения на реке Янцзы его войска захватили столицу, которая была усмирена и приведена к покорности посредством двадцати двух дней кровопролития и погромов. Шао, спрятавшийся в колодце в столичном арсенале, был найден и обезглавлен; Сюнь вскочил на коня и покинул столицу, но был вынужден сдаться командующему победившей армии и тоже расстался с головой. Всех их жен, наложниц и детей казнили или приказали покончить с собой. Головы принцев выставили на шестах, а потом вместе с телами бросили в Янцзы. Погибли и их сторонники; тело Чжан Чао-чжи съели воины, а остатки его — сожгли. Шао, которого перед смертью заставили выдать место, где он спрятал императорские печати, сказал, что они находятся у Янь Дао-юй. Вновь по всей империи начали искать ее и Ван Ин-у; их нашли и приговорили к публичной казни — запороли до смерти; тела сожгли, а пепел развеяли над Янцзы («История [Лю] Сун», гл. 99; «История южных династий», гл. 14).
Принцип физической взаимосвязи образов и их «объекта» признается в практике колдовства безоговорочно. Люди совершенно серьезно рассказывали мне, что враги судовладельцев и торговцев нередко губят их таким образом: они рисуют где-нибудь перед входом в их дома смутные очертания джонки так, что нос указывает на улицу, и тогда корабли, покидающие гавань, не возвращаются в нее. А вот одна из известных историй Пу Сун-лина.

«Человек из Шаньси, имя которого я позабыл, был членом секты Белого Аотоса и учеником Сюй Хун-жу[123], он смущал народ еретическими учениями, и многие, кто хотел постичь его искусство, называли его учителем. Как-то, собравшись покинуть дом, он поставил в главном зале таз, накрыл его сверху другим тазом и велел ученику сидеть рядом и наблюдать, но не приподнимать крышку и не заглядывать внутрь. Однако, после того как он ушел, ученик поднял крышку и увидел, что в тазу чистая вода, а по ней плавает сплетенный из соломы кораблик с полной оснасткой и парусами. Любопытство разобрало его, он дотронулся до кораблика, и тот опрокинулся; он быстро поставил кораблик в прежнее положение и закрыл крышкой. Тут вернулся учитель. "Почему ты не послушался меня?" — гневно воскликнул он. Ученик начал было оправдываться, что он ничего не делал, но учитель сказал: "Мой корабль только что перевернулся в море. Неужели ты думаешь, что сможешь обмануть меня?"» («Ляо Чжай чжи и», гл. 5).

Если верить династийным историям, китайцы убеждены в возможности разрушить даже супружескую любовь путем оперирования с «символами», специально разрисованными или раскрашенными. Так, в «Истории династии Цзинь» описывается следующий эпизод, имевший место в 1209 году. «У покойного императора (Чжан-цзун) были фаворитки, к которым госпожа Ли (главная наложница) относилась чрезвычайно ревниво. Она приказала колдунье по имени Ли Дин-ну сделать изображение человека из дерева и бумаги и амулет в виде двух уток (в Китае считаются символами супружеской любви), воспользоваться "призраками в подчинении" и заставить их действовать, дабы с их помощью прервать потомственную линию императора. Поскольку никто не мог объяснить, какое именно зло она совершила, император, как только прознал об этом, приказал высокому сановнику допросить ее, а когда она во всем созналась, велел главным министрам еще раз допросить ее, под пыткой; поскольку ничего нового узнать не удалось, судьи признали ее виновной в соответствии с законом, но попросили, чтобы ее оправдали, поскольку она в течение долгого времени заботилась о покойном императоре. Однако принцы крови и офицеры выступили с меморандумом, требовавшим от императора приказать ей покончить с собой» («История династии Цзинь», «Цзинь ши», гл. 64,1.14). Мать ее, помешавшуюся на старости лет, казнили, а двоих братьев, занимавших высокие посты, лишили всех рангов и сослали. Кроме того, сурово наказаны или казнены были несколько ее знатных сообщников.

Способствовать колдовству могут не только изображения человека, его имя или гороскоп, но также и части тела и одежды «объекта». Это означает, что, по китайским поверьям, либо между данными вещами и самим индивидом существует непрерываемая связь, либо они также ассоциируются или идентифицируются с человеком, поскольку, как и его изображение, имя или гороскоп, вызывают мысли о нем либо же содержат часть его души. Как мы помним, китайцы полагают, что даже во фрагментах трупа человека сохраняется субстанция его души; естественно, таким образом, что дело тем более обстоит так, если человек еще жив.

Волосы, ногти человека — все это незаменимые инструменты колдовства, наряду со старыми башмаками и одеждой, ленточкой для волос, пуговицами и т. д.; если их ударить палкой или сжечь, пожелать зла над ними либо пробормотать заклинания, то прежний владелец их наверняка заболеет, встретит беду или вообще умрет. Вот почему благоразумие предписывает не отдавать нищим и попрошайкам старые изношенные вещи. Чэнь Цзанци еще в восьмом веке говорил, что «волосы сбежавшего человека следует взять и сложить крест- накрест на утке ткацкого станка; и тогда мысли его спутаются, и он не будет знать, куда идти» («Бэнь-цао ганму», гл. 52,1.2). Тот же принцип применим и для колдовства в отношении домашнего скота, собак и кошек врага; на них можно наслать болезни, вызвать падеж или бешенство. «В уезде Дэнчэн, что входит в Сяньян (пров. Хубэй), жил один колдун, который с помощью своего искусства мог портить вино у торговцев, поэтому все владельцы винных лавок почитали его и боялись. Каждую весну и осень он обходил их лавки и собирал дань: в каждой лавке из десятков, имевшихся в округе, виноторговцы давали ему двадцать тысяч монет, и тогда целый год они могли наслаждаться покоем. Как-то колдуну потребовались деньги, и он потребовал у одного богатого винодела дополнительной платы, но тот отказал ему в резких словах. Тогда, выйдя из лавки, колдун купил один шэн вина, вылил его в маленький сосуд, бросил туда немного навоза и размешал, после чего поспешил в ближайшую рощу, где исполнил танец Юя и пробормотал заклинания. Затем, обойдя несколько раз вокруг сосуда с вином, он зарыл его в землю и отправился восвояси. Внезапно в винной лавке от целого ряда кувшинов с вином пошел запах навоза. Лекарь-даос сказал на это: "Я владею искусством, которое может помочь избавиться от зла, но испортившееся вино уже нельзя сделать хорошим". Он зажег ладан и начал колдовать, и через полдня вонь исчезла».
В главах, посвященных китайскому искусству колдовства, мы говорили о многом из того, что в равной степени имеется и у других народов, причем даже у находящихся на весьма примитивном уровне цивилизации. А благодаря Суй Юаню мы можем утверждать, что в колдовстве китайском есть немало черт, сходных с магией некитайского населения южного острова Хайнань. «В Ячжоу, входящем в Гуандун, половину населения составляет народ ли, который делится на культурных ли и ли-варваров. Среди женщин племени ли есть такие, кто держит при себе "призраков в подчинении"; они умеют околдовывать людей посредством заклинаний так, что люди умирают. Колдовство свое они творят после того, как завладеют волосами из бороды или головы того, кому они хотят принести зло, либо же кусочком выплюнутого им ореха; положив их в бамбуковую корзину, женщина ночью поднимается на вершину холма и ложится на спину, обратив лицо вверх; она колдует над ней с помощью амулетов и заклинаний под звездами и луной, и на седьмой день человек умирает. На теле его, гибком и податливом, словно хлопок, не найти и малейшего следа. Ведьмы эти могут околдовать только людей племени ли, и не в состоянии причинить никакого вреда китайцам. Если пострадавшие от колдовства люди хватают ведьму и сообщают о ней властям, они накидывают ей на шею веревку, а потом продевают ее сквозь длинный стебель бамбука и так ведут, дабы она не могла приблизиться к ним и околдовать. Сами ведьмы говорят, что если на седьмой день их колдовство не подействует, они сами умрут. Некоторые из них занимаются колдовством с раннего возраста, еще до замужества. Искусство это они получили от предков. Заклинания их в высшей степени таинственные. Даже если одну ведьму забить до смерти, она ни за что не выдаст других. Есть только женщины-колдуньи, и нет колдунов-мужчин, ибо искусство это женщины передают только женщинам и не передают мужчинам» («Цзы бу юй», гл. 21).