ПЕРСОНА

Первый архетип, наиболее откровенно довлеющий над сознанием человека и одновременно наиболее поверхностный и доступный разумной оценке, относится к социальному образу человека. Общество ждёт от человека исполнения определённых норм культурного поведения — но с течением времени они устаревают, лишаются прежней жизненной силы и превращаются в штампы. Это ведёт к формированию маски, за которой живёт большинство людей. Юнг называет эту социальную маску персона — так у актёров античности назывались маски, обозначавшие характер роли:

"Общество ожидает и должно ждать от индивида, чтобы он играл приписываемую ему роль так хорошо, как возможно: так, если человек священник, он должен всё время безупречно играть роль священника. Общество из чувства безопасности требует, чтобы каждый стоял на своём посту: один — сапожник, другой — поэт. От человека не ждут, что он может быть и тем, и другим... это было бы странно. Такой человек отличался бы от других людей, как достаточно ненадёжный. В академических кругах он был бы дилетантом, в политике "непредсказуемым" кандидатом, в религии "вольдодумцем" — короче, его везде подозревали бы в безответственности и некомпетентности, потому что общество убеждено, что только тот сапожник, который не является поэтом, может изготовить приличные сапоги."[5]

Персона — коллективный образ, и мы ошибёмся, если будем воспринимать индивидуальность через неё. Так актёр с длинными волосами и в необычной одежде смотрится как что-то уникальное (как личность), в то время как он просто оделся и выглядит как другие артисты группы. Или, любезность г-жи такой-то, жены священника, как кажется, говорит о её доброй натуре — но в действительности она просто считает, что жена священника должна быть добрым другом всем, кто в ней нуждается. Конечно, люди выбирают себе те роли, которые им близки, и в этом смысле персона — это человек, но никогда не весь. Человеческая природа непостоянна, что проявляется и в исполнении роли, и тогда неизбежна фальшь.

Персона необходима: она упрощает контакты, указывая, чего нам ожидать от людей и в целом делая их приятнее, как хорошая одежда скрывает безобразные тела. Тому, кто пренебрегает развитием персоны, сложно устроиться в мире, и он нередко оскорбляет окружающих вызывающим поведением. Однако всегда остаётся опасность отождествить себя с исполняемой ролью, хотя она неочевидна тогда, когда маска хороша и подходит человеку. Нередко персона, будучи слишком жёсткой, отрицает всю остальную личность: аспекты личного и коллективного бессознательного, и замкнутость в своей роли ведёт к нехватке естественного эмоционального отклика. Другая опасность в том, что при перемене маски и усвоения нового способа реагирования на внешнее может произойти кризис потери привычных опор, который человек воспринимает как разрушение личности.

Психоанализ и астрология близки тем, что решают одну и ту же задачу — определения неизменных внутренних данностей личности. Их призваны выявить психологические тесты, расчитанные на искренний разговор с бессознательным, и раскрывает личный гороскоп, составленный на день и час рождения. Если взять проблему более широко, описание типического приводит нас к архетипам, выявляющим корни вневременных проблем. Пользуясь терминологией Юнга, сегодня они касаются удачи и престижа (Персона), личных комплексов (Тень), партнёров по любви и браку (Анима и Анимус), судьбы (Дух) и покровительства (Великая Мать), но идут намного глубже этих формуливок, что и побуждает обратиться для их сущностного описания к древней мифологии. Юнг отталкивался от психологической практики функционирования архетипов, для того, чтобы сформировать их образы. Астромифология идёт с другого конца: от образа к практическому выводу. Посмотрим, какое же место занимает Персона в системе её образов и что это может дать для понимания данного архетипа.

Персона отражает социальное лицо человека: образ личности с точки зрения общества, что сопоставляет её астрологическому архетипу Юпитера. Юпитерианское "я", в личном гороскопе связанного с социальными функциями,— это то, что мы из себя представляем, в отличие от того, что мы есть по сути и чем мы могли бы стать. Но это представление нельзя недооценивать. Архетип Юпитера в мифологии — это образ царя богов, хранящего мир и обуздывающего тёмные силы Хаоса. Это не самый древний образ творца, который лишь повторяет творение: так разумное представление организует для нас уже созданный мир. И тем не менее боги этого архетипа превосходят предшествующих и последующих богов широтой обзора: и Зевс, выводя на белый свет своих братьев и сестер из тёмной утробы Кроноса — физического мира, управляет с вершины Олимпа всей видимой реальностью и координирует все функции богов. В соответствии с этим планета Юпитер — это организующее начало личности: то, что поддерживает её "в форме" и потому способствует не только социальному успеху, но даже и физическому здоровью и счастью.[6]

Здесь надо подчеркунуть, что образ Персоны принадлежит к коллективному, а не личному "я" человека. Представление об эго не всегда было таким, как сейчас: оно имеет долгую историю. Мы сейчас понимаем наше "я" через образ личного сознания или образ сознательной воли (астрологически Меркурий или Марс), причём последнее понятие является более новым и потому более прогрессивным. Юпитер же — это уже устаревшее, в чистом виде не дошедшее до нас осознание себя через свою функцию внутри некоей целостности людей: "я", которое содержит в себе компонент "мы" и предполагает свою соотнесённость с общей волей или общим мировоззрением. Это более широкое и менее личное "я", пробуждающееся в любви к идее или родине и порой заставляющее жертвовать свою жизнь: более узкую жизнь своего "я" — более широкому понятию жизни общественной мысли. Но это ещё не самое древнее понятие о себе: ему предшествовало представление о себе как о безличной части рода, от которого ведёт начало идея переселения души умершего родственника в тело родившегося младенца. Это древнее представление о себе через образ предка смыкается с генетической памятью и нам практически недоступно.

Нас хранят и координируют нашу деятельность, не давая личности опуститься и распасться на части, прежде всего усвоенные с детства принципы, выработанные многотысячелетней историей и свои для своего времени — наше коллективное "я". В той мере, в какой оно является не явным, а подсознательным, Юнг относит его к "вспомогательной" функции, стоящей на грани сознания и подсознательного — к Анимусу. Образ Персоны он мыслит как наиболее внешний, поэтому мы не можем полностью сопоставить её мифологическому архетипу Царя богов: Юпитер является лишь базой, основой Персоны.

Как наиболее внешний образ человека, персона соответствует самым проявленным чертам личности. В личном гороскопе это самые сильные в совокупности качества, прежде всего качества своего знака Зодиака, а также те, на которые указывают гармоничные аспекты сильных планет (связки и тригоны) — и асцендент: характеристика часа рождения (I-го и X-го дома). Асцендент — это то, как сам человек склонен относится к себе. Западная астрология, делающая акцент на Асценденте и связанной с ним системе домов, часто не идёт дальше Персоны, но и этого оказывается достаточно для корректировки личности. Однако известно, что самооценка далеко не всегда раскрывает истинные качества и способности индивидуальности: если бы это было так, не стояло бы многих проблем, самая простая из которых — выбор профессии. По профессии мы часто воспринимаем персону, и она подтверждает перечисленные выше наиболее сильные качества гороскопа.

Но суть праобраза Персоны не только в этом. Окружающие люди хотят в Персоне образ, идеальный не только с социальной, но и с нравственной точки зрения. Астрологически такой аспект соответствует архетипу устремлённого вперёд воина Марса, олицетворяющего идеалы человечества. Архетип Марса — последний архетип, на развитии которого ставится акцент в истории мифологии. Владея природной магией и одновременно потенциалом разума, боги этого архетипа нередко объединяют под своим началом божеств различных территорий и порой замещают прежнего владыку-громовержца (как неистовый Один сместил с трона могучего Тора). Тем самым архетип Марса подводит нас к образу единого бога и символизирует собой новый, более универсальный принцип объединения качеств личности. Образы этого архетипа — непобедимый воин и мудрый пастух — содержат решение социального конфликта Льва, но они подразумевают выход личности за пределы общества и обращение к магии природе, вливающей в разумную форму живительные силы естества (по Юнгу — к бессознательному). Обретая новую истину, личность возвращается в общество, будучи способна не только никогда более не терять себя, но и вести за собой других.

Говоря о необходимости обращения к стихии бессознательного, Юнг подразумевает этот путь. Однако для аналитического психолога он остаётся чисто внутренним, не затрагивающим поверхностный уровень Персоны. Юнг не рассматривает трансформацию маски внутренними силами личности, и образ Персоны остаётся у него формальным, не доходящим до искренности архетипа Марса. Марсианский архетип воина и пастыря — то, что явится, когда маска станет лицом. Но неполноценность образа Персоны у Юнга имеет под собой основу: архетип Марса — последний складывающийся в истории архетип. Его завершённость означает обретение того бессмертного центра личности, формированию которого и повящены труды Юнга.

Астрологический архетип Марса, носящий черты общечеловеческого идеала, выделяется в конце развития мифологии из общего архетипа богов войны и смерти. Как имеющие связь со смертью, эти божества нередко выступают правителями невидимого потустороннего мира, который становится основой второй реальности человека — его невидимой душевной жизни. Но близкий образу Персоны своим акцентом на внешнем проявлении, на самораскрытии, архетип Марса символизирует собой лишь те силы стихии, которыми человек овладел. То, что осталось за пределами доступного, относится к архетипу Плутона, как необходимое зло, которое являет противовес добру и помогает его осознать.

Эту обратную сторону себя, которая относится к бессознательному, Юнг называет "Тенью".

ТЕНЬ

В смысле коллективного бессознательного Тень — это природный инстинктивный человек, и она почти не изменилась с тех времён, когда человек впервые пошёл по земле. Тень не может быть до конца преображена воспитанием, и во многом она осталась с детства, когда наши действия были чисто импульсивны. То, что в Тени общего для всех, выражает себя в таких образах  (!) коллективного бессознательного, как властитель скрытого, невидимого, подземного мира — из которых совремнный человек лучше всего знаком с Дьяволом. Для иллюстрации образа Тени Юнг нашёл также мифологический образ обманщика-трикстера (трюкача), который в сказках выступает не тем, кто он есть на самом деле, выставляя на всеобщее обозрение свои самые худшие качества, соответствующие более низкому уровню развития сознания человечества. К этому образу мы обратимся позднее, а пока рассмотрим Тень как скрытое, а потому наиболее зловещее и опасное в человеке.

Тень — это подсознательные желания, несовместимые с социальными стандартами. Это некий низший уровень сознания по отношению к современному обществу, и это некто, кто хочет делать то, чего мы себе уже не позволяем, мистер Хайд нашего доктора Джеркила. Человек подозревает в себе эту чуждую личность, когда войдя в раж, потом оправдывает себя: "Это не я, на меня словно что-то нашло". То, что на него "нашло" — это первобытная, неконтролируемая, животная часть личности — Тень. Тень имеет свои олицетворения: и когда мы кого-то особенно ненавидим, мы на самом деле не любим наши собственные качества, которые находим в другом.

Называя этот аспект бессознательного "тенью", Юнг хотел не только обозначить его как нечто темное и зыбкое. Нет тени без Солнца, и нет Тени бессознательного без света сознания. Тень — "нижняя", наиболее внутренняя функция человека, неизбежна, и он без неё нецелостен. Образуя противовес сознанию, она служит толчком внутреннего развития. Суеверия говорят, что человек без тени — это сам чёрт, отчего мы всегда подозрительны к тому, кто кажется "слишком хорош, чтобы это было правдой".

Человек не обязательно отрицает Тень: порой теневые качества личности спокойно сосуществуют с ней. Если над индивидом не слишком довлеет социальный идеал Персоны, он склонен позволять себе иметь недостатки, которые заполняют его внутренний досуг и в то же время позволяют расслабиться и уйти от внешней жизни, которая требует постоянных усилий над собой. Эти внутренние тенденции могут незаметно взять верх над внешними требованиями, что может приводить к утрате персоны, роль которой — в адаптации индивида к миру, что ведёт к его неадекватному поведению среди людей, порой неявному для него самого. Поэтому, как пишет Юнг, человек, которым владеет Тень, всегда стоит на своём собственном пути. Бросая тень отрицания на всё своё существование, он производит на других неблагоприятное впечатление и сам отвергает свои реальные жизненные перспективы. Удача проходит мимо него, заставляя его жить ниже уровня своих возможностей в вечной неудовлетворённости и борьбе за жизнь.

Как аналитический психолог, Юнг пришёл к выводу, что бесполезно отрицать Тень или пытаться её подавить. Человек должен найти пути жить в тёмной стороне своей личности, от этого часто зависит его психическое и ментальное здоровье. Принятие тени требует значительных моральных усилий и часто разрушает милые сердцу идеалы, но только потому, что они слишком завышены или основаны на иллюзии. Опасность полного подавления Тени в том, что тогда она выростает в бессознательном до чудовищных размеров и только ждёт случая, чтобы проявиться наружу, возобладав над остальной личностью, по пословице "в тихом омуте черти водятся". Но и выявление Тени также уводит человека внутрь себя, и с ней связаны опасности чисто внутренней жизни (прежде всего социальная неадекватность и потеря интереса к миру). Поэтому Тень для Юнга — это "моральная проблема, которая затрагивает "я" целиком", проблема огромной важности, которую не надо недооценивать.

Астрологически, Тень бесспорно представляет собой зодиакальный архетип Плутона, владыки Подземного Мира и вечного противника главы богов — царя Неба и Земли. Противостояние — его сущностная черта. Римский бог подземного мира рождается как Ведийовис: не-Диовис, то есть анти-Юпитер по отношению к Юпитеру-Богу. Персона противостоит Тени, как архетип Юпитера — архетипу Плутона, что отражает главную мифологическую мистерию борьбы за блага между земным и подземным мирами: посю- и потусторонним, видимым и невидимым, и это соответствует главной оппозиции сознательного и бессознательного у Юнга.

Самый характерный мифологический образ этой борьбы — битва Громовержца со Змеем, укравшем стада туч у небесного владыки и сковавшего энергию природы — подобно тому, как сдерживает наши силы масса неосознанных представлений и проблем, содержащихся в бессознательном. Чтобы отчётливо представить себе оппозицию этих архетипов, воистину нужно представить грозу — и не просто как атмосферное явление, до сих впечатляющее человека, но как одушевлённую грозу, которая заявляет о себе ошарашивающим громом, правит ослепительными молниями и, наконец, знаменует победу дождя, поящего иссохшую землю долгожданной влагой.

Из этого образа ясно, как значимо понятие Тени: ведь оно пробуждает дремлющую в человеке энергию, не позоляя Персоне превратиться в застывшую маску. Чтобы противостоять тому, кто владеет всей явленной реальностью, обеспечивая развитие мира и природный динамизм личности, владыка невидимого мира должен был равен ему по силе. Потому Тень так и сильна (пока её отрицательные черты не трансформировались в позитивные качества Персоны).

Планета Плутон символизирует наиболее недоступные сознанию страсти и физические инстинкты человека (которые также должны быть не менее сильны, чем разум человека: чтобы человеческий род хотя бы обеспечил своё воспроизводство). Плутон — необходимый противовес разуму материального бытия, испытывающий и проверяющий жизнеспособность всего, что существует, и наделённый силой трансформировать то, что мертво. Плутон — скрытый от нас потенциал сил, и наша задача им воспользоваться. В этом и роль Тени: человек, лишённый Тени, потерял бы способность трансформировать себя и скоро прекратил бы своё существование. Он остался бы идеальной, но бесплотной маской, принадлежащей определённому прожитому, прошлому этапу времени, но неспособной сделать шаг в будущее, которое обречено быть иным.

Правда, в гороскопе планета Плутон окрашивается качествами связанных с ней планет и сама по себе обычно не являет достаточного противовеса: лишь указывая на предполагаемый образ врага и отрицательные мировоззренческие ориентиры. На Тень как действительно вытесняемое качество указывает самая сильная дисгармония гороскопа (например, тау-квадрат). Это соответствует мысли Юнга о том, что аффекты возникают чаще всего там, где слабее всего адаптация, раскрывая и причину её слабости. Также теневые качества могут быть поняты через образ противоположного знака Зодиака или знака, противоположного Асценденту. Простой путь выявления Тени — попросить смоделировать наиболее неприятный образ, который сразу приходит человеку в голову. Он не обязательно будет злодеем, преступником или вампиром (то есть не обязательно будет иметь черты архетипа Плутона), но укажет на невоспринятые ещё личностью черты и наиболее явный дисбалланс сил гороскопа.

Этот дисбаланс (точнее, желание от него избавиться) является движущим фактором для личности. В роли скрытого двигателя выступают и качества противоположного знака, овладение которыми является наиболее универсальной и бесспорной психологической задачей в жизни любого человека. Здесь также могут играть дополнительную роль показатели VIII-го дома, соответствующего Плутону и определяющего духовную жизнь человека, а также ввергающего в экстремальные обстоятельства (которые в конечном итоге часто оказываются наиболее мощными факторами развития).

Бессознательное всегда является нам в экстремальной ситуации: даже сон, как ни странно, снится в то время, когда психика испытывает бури, сходные с экстазом или сильным стрессом. Зачем организм несколько раз в сутки подвергает себя такому испытанию? Очевидно, нет другого пути избавиться от стрессов дня: ведь ещё Спиноза указывал, что какое-либо переживание человека может быть устранено только более сильным аффектом. Роль такого аффекта играет сон, а наяву — религиозные откровения, посвящения и ритуалы, и сознательная духовная работа над собой, высвобождающая теневые проблемы и теневые качества души, чтобы включить их в орбиту разумной жизни человека.

Плутон — планета страданий и страстей, и потому она подводит нас к пониманию сущностного противоречия мира и природы, отраженного в животном мире как противостояние полов. В мифологии оно позднее проявляется в архетипе Близнецов, на формирование которого оказал влияние архетип Плутона, а у Юнга — в противопоставлении Анимы и Анимуса.

АРХЕТИПЫ ДУХА И ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ

Дальнейшее развитие чувств и углубление в сферу бессознательного выявляет ещё два архетипа, оказывающих заметное влияние на жизнь личности: это Старый Мудрец и Великая Мать.

Образ мудрого старца, часто возникающий в снах и ещё чаще появляющийся в сказках, Юнг называет архетипом Духа. Он может предстать в разных формах: как старый мудрый человек или не менее мудрое животное, как царь или отшельник, злой колдун или добрый помощник, целитель или советчик — но всегда он связан с некой чудесной властью, превосходящей человеческие способности. Этот архетип заставляет человека приподыматься над своими возможностями: находить решения неразрешимых проблем, изыскивать неведомые силы и преодолевать непреодолимые препятствия. На эту фигуру как бы переходит очарование Анимы, и архетип Мудреца может представить серьёзную угрозу личности, поскольку когда он пробуждается, человек часто начинает верить, что он владеет "маной": магической властью, мудростью, даром исцеления или пророчества.

Такой человек может и на самом деле приобретать некий дар, поскольку, познав бессознательное до этой точки, он продвинулся дальше других. Кроме того, в этом архетипе есть власть, которую люди интуитивно чувствуют и которой они не могут легко противостоять. То, что он говорит, захватывает их, даже если кажется непонятным. Но эта власть может стать разрушительной и побудить человека к действиям, превосходящим его силы и способности: реально он не владеет мудростью, которая является на самом деле голосом бессознательного и нуждается в критике разума и понимании, чтобы стала доступной её реальная значимость. Если человек верит, что он следует своим мыслям и своей власти, когда они в действительности происходят из бессознательного, им могут овладеть навязчивые идеи или мания величия (крайний пример такого рода — сумасшедший, который мнит себя королём). Однако если человек будет "слушать" голос бессознательного и понимать, что он лишь проводник скрытых сил, тогда это путь к развитию индивидуальности.

Архетип Великой Матери оказывает подобное действие на женщину. Она начинает верить, что наделена бесконечной способностью к любви, пониманию и защите и посвящает себя служению другим. Она также может вести себя разрушительно, настаивая (не обязательно открыто), что все, кто попадает в круг её влияния — её дети, а потому беспомощны и зависят от неё. Эта неуловимая тирания, если принимает крайние формы, может деморализовать и разрушать личность других людей.

Юнг определяет эти глобальные мысли личности, не свойственные ей, как "вторжение из коллективного бессознательного" и приводит пример из художественного произведения "Отец Кристины Альберты": "Мр. Примби открывает, что в действительности он — воплощение Саргона, короля королей. К счастью, гений автора спасает бедного старого Саргона от патологического заблуждения, и даже даёт читателю возможность заметить трагическое и вечное звучание в этой жалкой претензии. Мр. Примби, полное ничтожество, осознаёт себя как точку пересечения всех веков прошлого и будущего. Это знание куплено не очень дорогой ценой небольшого сумасшедствия, доказывающего, что Примби не до конца пожрало чудовище первобытного образа — к чему он был близок."[13]

В целом Юнг пытается уложить в архетипы Древнего Мудреца и Великой Матери всё, что выходит за рамки личного и относится к области коллективного бессознательного. Поэтому вся мифология у Юнга предстаёт в виде двух глобальных образов: языческого бога-Духа и языческой богини-Матери, которым присущи самые разноплановые и разновременные черты и функции. Исключение он делает лишь для архетипа Трюкача-трикстера, в котором он видит культурное отражение Тени (о чём ниже). Поскольку для Трюкача характерны и мужские, и женские черты, он закономерно стоит особняком.

С точки зрения мифологии такое деление богов на мужчин и женщин нельзя назвать абсолютно правильным, поскольку функциональное противопоставление мужского и женского образов выявляет себя лишь на последних стадиях развития мифологии. В древних мифах дифференциация по полу ещё не подразумевает различия образов, и зачастую одни и те же функции исполняют как мужские, так и женские персонажи — более важны сами эти функции и соответствующие им образные характеристики. Однако подспудно это двоичное противопоставление присутствует, и черты богов определённого типа мы, как правило, склонны приписать какому-то одному полу (что проявляется в чередовании "мужских" и "женских" знаков в круге Зодиака).

Продолжая идею двоичного противопоставления, можно было бы сказать, что к юнговскому образу Духа — старца, который, правда, нередко предстаёт и юношей — следует отнести все "мужские" мифологические архетипы (такие, как Демиург, Царь богов, божественный Кузнец, неустрашимый Воин, Трикстер и т.д). А к образу Великой Матери — все "женские": и мятежной прародительницы-воды, подымающей морские бури, и цивилизованной кормилицы-земли, следящей за порядком времён года; и старухи-судьбы, и вечно юной зари; и помощницы при родах, и подземной мстительницы. Однако эти архетипы и в самом деле слишком разноплановы, чтобы стоило их сводить в один-единственный, воистину непостижимый и чудовищный образ: по-видимому всё же, разные функции занимают в психической структуре разное место. Поэтому, говоря о появлениях архетипов в психике, Юнг рассматривает мифологические образы Духа и Великой Матери более узко, соотнося их лишь с двумя самыми древними архетипами, которые наиболее приближают нас к сфере бессознательного.

В то же время образы Анимы и Анимуса, как посредники между бессознательным и разумом, естесвенно соответствуют архетипам, оформившимся позднее. Мы можем сказать, что сама теория Юнга, основанная на антитезе мужского и женского, отражает стадию развития двух последних мифологических архетипов: идеально-женского и идеально-мужского образов (Венеры и Марса). Образ Трюкача, имеющего черты гермафродита, логически предшествует их оформлению, и по отношению к более новым архетипам несомненно выступает как Тень.

Но вернёмся к архетипам Духа и Великой Матери.

Мифология подтверждает, что здесь мы обращаемся к наиболее древним представлениям человечества о мире. Архетип старого мудрого человека по образу соответствует мифологическому образу первопредка и бога своего народа — архетипу Сатурна. А по смыслу даруемой им гениальности и своей духовной силе он соответствует характеристике архетипа Урана — ещё более древнего обожествления Неба. К сатурнианским чертам относятся такие его качества, как концентрация и целенаправленное усилие, побуждение осмыслить прошлое и тенденция направлять сознание, предостерегать. От архетипа Урана он наследует способность наделять волшебными дарами и чудесной властью.

В позитивном смысле сатурнианский архетип обозначает овладение судьбой: первопредок ещё не зависит от социальных условий, он сам определяет их. В мире владычества Мудрого Старика мнения Анимуса ещё не существует, поскольку юпитерианский архетип складывается позднее. И для того, кто соприкоснулся с архетипом Духа, оно более не довлеет над сознанием. Архетип мудрого старца обращает человека к своим корням и собственной цели, организующей вокруг себя внешнюю жизнь. Он выводит человека из подчинения тем условностям, которые не являются сущностными для его жизни, закладывая основы своих собственных принципов существования. И, организуя события в единую линию судьбы, он даёт возможность осознать её, а потом преодолеть унаследованное от предков родовое понятие "я" и выйти за его пределы: к единому сознанию людей — к предыдущему архетипу.

В сознании людей образу старого мудрого предка предшествовал архетип Духа как таковой: образ единого для всех бога ясного Неба. Люди перестали поклоняться ему ещё до того, как стали фиксировать свои мифы, но коллективная память сохранила его как безликий образ всеобщего творца, некогда создавшего и хранящего мир под аркой светлого небосвода. Для человека архетип духа-Урана, символизирующий творение мира и само возникновение сознания, связан с изначальным потоком творческого вдохновения, которое возникает, когда с его пути устранены все преграды прошлого (и в том числе прежние определенности своего "я"). Он учит писать на белом листе. И поток творческой энергии, которому предоставлен простор, наделяет человека особыми способностями, красноречием и силой идеи, которая притягивает других людей. Возникший до родового сознания "я" (и до общественного сознания "мы"), архетип Урана почти не персонифицирован в сознании, и потому Юнг рассматривает божественные силы Урана через персонификацию мудрого старца Сатурна (как делали и древние люди на определённом этапе развития сознания).

Почему же эти древние архетипы для современного сознания опасны? Как заметил Юнг, архетип Духа равно содержит в себе и высшее, божественное, и низшее, демоническое. Так всевидящее Небо совмещает в себе тьму и свет: оно светит и благу, и злу, допуская всё и веками равнодушно взирая на созидание и уничтожение. Небо выше добра и зла, и таков же человеческий дух: нет ничего, чего он бы не оправдал ради своей идеи движения вперёд, ибо его суть — в самом этом бесконечном движении, в бесконечной трансформации жизненных форм. Небо рождает чудовищ-облака и позволяет им растаять в воздухе. Точно так же Дух относится к жизни и смерти, всегда оставаясь непричастным к скорби и страданию, которые его небесное творчество вызывает на Земле. Такова природа мысли в высшем смысле этого слова: она вне жизни, и потому для неё смерти нет. Но вправе ли человек так относиться к жизни, даже если его захватывает сама добрая, самая светлая, самая нейтральная и даже научная идея?

Истину, что даже благо может оборачиваться злом, и даже зло порой ведёт к благу, раскрывают детские сказки, но не всегда понимают взрослые люди, не осознавая природы духовности. Мысль Урана лишена привязанностей и не имеет теплоты собственно человеческой, хранящей и продолжающей себя земной любви. Согласно мифологической мистерии сотворения мира, Небо отделяется и отдаляется от Земли: они обречены на вечную разлуку. Кронос оскопил Урана, навсегда разлучив его с Геей, матерью богов и основой жизни. Он сделал это, чтобы облегчить страдания Земли и положить конец чудовищным порождениям Урана.

Одержимость архетипом Духа распахивает перед человеком и человечеством бездну самоуничтожения. Это станет более очевидным, если понять древность архетипа Духа: он возник, когда ещё не было души. То есть, тогда ещё не было той памяти о прошлом, из которой потом родилась душа. Дух не помнит себя. Поэтому он не хранит культуру и не ценит прошлое. Поэтому, вознося человека к небесам рациональной мысли, он опускает его до уровня зверя в смысле всех других человеческих качеств, кроме его самой первой характеристики homo sapiens.

Духовное и выше, и ниже нас, говорит Юнг: оно скрывает в себе одновременно сверхчеловеческое (сверхсознательное) и животное (бессознательное). И действительно, к какой сфере отнести телепатию, если люди лишь стремятся к передаче информации на расстоянии, а бессмысленные животные в совершенстве обладают ей?

Вдумаемся теперь в сатурнианский образ Мудрого Старца: первопредка и бога памяти о прошлом, обретённой земли и судьбы, а часто и смерти: осознание которой пришло к людям вместе с представлениями о судьбе и своей земле, где похоронены предки. Этот архетип наделяет человека хтонической властью над материей, которой некогда жаждало обладеть человечество как необходимой гарантией продолжения своего существования. Он складывался в те времена, когда из племени возникало общество людей, котрые осознали свою смертность, но также и свою коллективную силу и сделали первым законом закон выживания. Тогда ещё не были выработаны моральные законы: добрым было то, что приносило благо мне, то есть моему роду, ибо эти понятия тогда сливались. Надо ли говорить, что сегодня отождествление своих стремлений с желаниями всех других людей ничем не оправдано и ведёт лишь к жестокой тирании?

Олицетворяя консолидацию усилий, первопредок, как потом царь и верховный жрец, наделялся всеми способностями, которыми владело племя. Оно предоставляло всё, чем оно владело, в его распоряжение, ибо он был его воплощением: самым сильным и самым мудрым, и если он переставал быть таким, его убивали, а нередко приносили в жертву и задолго до этого. Как человек отождествлялся со своим племенем, так он отождествлялся и со своим жрецом-царём — именно потому архетип мудрого старца позволяет ощутить в себе способности других. Но современному человеку невозможно выразить волю всего общества именно потому, что общество это слишком огромно, а эта воля слишком разнопланова. Даже политик, который в некотором роде обязан стоять над обществом и соответствовать архетипу "мудрого старца", в лучшем случае обречен быть неугодным половине мыслящего населения.

Тем не менее преломление этого архетипа в современной жизни представляет, пожалуй, наиболее актуальную психологическую проблему. Сегодня всё большее число людей оказываются способны ощутить свою принадлежность к коллективному "я" — родовому сознанию Сатурна, свою власть над судьбой и свою историческую миссию, которая отражает одновременно личную и коллективную генетическую предопределённость. А коллективное поле сознания Урана, обозначенное древним и новым понятием ноосферы, дарует экстрасенсорные способности и интуицию предвидения. При этом далеко не все люди, берущие на себя роль спасителя-царя или мудреца-учителя, ведут себя адекватно нормам XX-го века, будучи введены в заблуждение сами и вводя в него других людей.

Надо понимать, что выход к коллективному бессознательному трансформирует понятие о своём "я" в буквальном смысле до неузнаваемости. Во-первых, когда человек сталкивается с доселе незнакомой, коллективной частью своей психики, ему может показаться, что он исполняет приказы иного, высшего существа. Оно представляется ему более разумным, чем он сам: ведь он ощущает волю многих людей, которая несомненно разумнее его одного (возможно, отсюда многочисленные рассказы об инопланетянах). В этом случае человек может отречься от обретённого "я" своей судьбы и отдать его на откуп богу-царю Юпитеру (неважно, мудрому богу своего народа, заморскому гуру или доброму инопланетянину: в любом случае это будет регрессом к Анимусу).

С другой стороны, если человек глубоко проникся архетипом Сатурна, он не признаёт над собой ничьей власти и вынужден отождествить себя с возникшим в его сознании высшим образом, а это порой оказывается ещё хуже. Если он не смог или просто не приложил труда сформировать этот образ самостоятельно, сделать его уникально-своим, а формально воспринял его из юпитерианской культуры, перед нами клинический случай мании величия. На Западе к поглощённостью этим архетипом относятся проще: в Америке даже состоялась конференция "Иисусов Христов". Психическая неразвитость, "инфантильность" чувств наших людей, которые не идут дальше Тени и готовы везде увидеть если не чёрта, то врага, делают их более уязвимыми. Рекомендация Юнга — чётко различать своё и не своё — оказывается невыполнимой, когда понятие о своей индивидуальности находится в младенческой стадии формирования.

Юнг отмечает патологическое проявление архетипа Мудреца у мужчин, и понятно, что женщина более защищена по отношению к древним архетипам, поскольку привыкла признавать над собой неуловимую власть высших ощущений. Эта тонкая власть не впечатляет её, как мужчину, и вдобавок патриархально-мужская культура не даёт ей персонифицировать её как нечто своё, оставляя в сфере подсознания. Она защищена властью Анимуса, который, как царь богов, объявляет себя истинным господином её души и делает это тем успешнее, чем более он сам принадлежит к её бессознательному. Кроме того, архетип Сатурна — древний архетип земного, по сути женского свойства: он фиксирует первую стадию овладения людей материей земли. С этим связано то, что образ мудрого старца увлекает мужчину как ранее Анима, становясь проводником духа в скрытые сферы материи. Женщина по своей природе гораздо лучше чувствует материальный план, интуиция её здесь гораздо сознательнее, и её не столь поражает то, что для мужчины выглядит как магическая власть над Землёй.

Но если с практической земной мудростью у женщины обычно нет проблем, и она без особой патологии и вполне сознательно (хотя и без большой радости, то есть минуя бессознательную сферу эмоций) может превратиться в "мудрую старушку", то с духовными дарами Неба дело обстоит сложнее. Поток вдохновения Урана, как носителя новых идей, чужд консерватизму женской природы, а бессознательное сопротивление ему — прямой путь к неврозу (основу которого психоанализ видит в вытеснении того, что сознание должно принять). В то же время архетип Урана, как высшая творческая функция мужского свойства, привлекает женщину больше Юпитера-Анимуса, и она бессознательно стремится к развитию в себе новых способностей (чтобы передать их ребёнку). Поскольку это стремление имеет под собой основу, оно тоже может развиться до патологии, и если к власти рвутся мужчины, то нервы обычно шалят у женщин.

Мужчина к чудесам относится более спокойно, так над ним не довлеет бессознательная цель закрепить их генетически. Ему по большому счёту не важно, каков их источник, и он обычно не стремится их оформить в знакомые образы. Женщина подсознательно не может не желать присвоить их себе. Поэтому она воспринимает неведомое более субъективно и более искажённо, чем мужчина (хотя, конечно, инопланетяне являются и сильному полу, особенно если он склонен увидеть в них врагов, то есть свои ещё непроявленные, но уже теневые качества). Иначе говоря, женщине сравнительно легко быть ведьмой по отношению к ведомому миру, но она подвергается большей опасности в сфере духовного, чем можно оправдать до сих пор существующее в церкви неравноправие полов.

Воздушный небесный поток Урана лёгок, когда он разделён на всех людей. Но если ставится цель его индивидуальной фиксации в земную материю (аналогичная женской цели рождения) и личность владеет магнетизмом Сатурна, притягивающим к себе части коллективной души, она становится воронкой, искажающей движение коллективного потока. Он может обрушиться на неё струёй энергии настолько неподъёмной, что она выбьет почву из-под ног не только разума, но и тела. Как уже было сказано, Юнг не рассматривает архетип бога Неба отдельно (видимо, потому, что в его время увлечение экстрасенсорикой ещё не было распространено и не давало видимых патологий). В целом искаженное восприятие коллективного бессознательного или, по отношению к этому архетипу, правильнее сказать: основ коллективного сознания — граничит с галлюцинациями, которые являются оборотной стороной ясновидения.

Наряду с образом Древнего Мудреца Юнга выделяет другую женский образ — фигуру Великой Матери. Архетип Прародительницы жизни, соответствующий ему — это самый древний образ мифологического сознания. Он символизирует зарождение жизни как таковое, ассоциируется с глубинами моря (архетипический образ Моря-Матери) и соответствует астрологическому архетипу Нептуна. Для Юнга этот архетип ведёт начало от реального образа матери — однако, астрологически, это не так: лунный архетип конкретной, нежной и любящей матери своего ребёнка формируется гораздо позднее, чем размытый и туманный образ всеобщего материнства, не различающей своих и чужих детей, питающей всё живое и одушевляющей даже неживую природу. Поэтому архетип Великой Матери никак не соотносится с реальной матерью человека, а больше связан с его способностью ощущать единую пульсацию ритмов жизни. Этот архетип могущественен, поскольку связан с проблемой истока жизни, и его влияние на сознание может быть оценено через тот факт, что в слиянии с Юпитером-Анимусом, который замещает сферу бессознательного ценностями культуры, он символизирует веру в Бога.

Нептунианский архетип Великой Матери — Матери мира — олицетворяет собой коллективное бессознательное в наиболее полном смысле этого слова. Он сложился в сознании ещё до того, как возникло разделение людей на народы и они начали различать сон и явь, бытиё и мысль, своих и чужих. До того, как они начали помнить свою землю и своё племя и осознавать себя этими, определёнными людьми, имеющими свою территорию и родственные связи. И задолго до того, как возникло первое, ещё сначала коллективное, представление о своём "я". Нептунианский архетип Матери Мира не предполагает никакого "я": оно растворяется в нём как кукла из соли в морской воде (так определили его индийский мистик Рамакришна, служивший Великой Матери Деви). Архетип единой Матери даже не предполагает отдельности людей друг от друга, не говоря уже о нормах их поведения и взаимоотноошений (таких, как уважение к личности). Именно поэтому, донося до нас ощущение души мира и древнее бессознательное отношение к другому, которое предполагает слияние с ним — сегодняшний образ высшей любви — этот архетип может оказывать деморализующее и разрушительное влияние на личность других людей: он просто заставляет забыть о том, что она существует.

Юнг отмечает характерное проявление этого архетипа у женщин: тех женщин, которые всегда остаются только жёнами и матерями, живя лишь нуждами детей и мужей и растворяя свою личность в первозданном чувстве любви, которая ещё не знает о самой себе и которую будет правильнее назвать жалостью. Но в древних и высших формах этот архетип присущ и мужчине как его уранически-нептунианское желание пассивно созерцать этот мир и инстинктом духа покровительствовать Вселенной.

Слияние с реальностью, ощущение которого приносит этот архетип, доставляет человеку максимальный комфорт, подобный тому, что испытывает младенец в утробе матери, но одновременно приносит и детское нежелание напрягать себя сверх своих бессознательных потребностей и даже просто думать. Такая беспечность стимулирует жить за счёт дальних и ближних, которые реальными усилиями разрешают кровно затрагивающие их жизненные проблемы, в то время как сочувствующему достаётся лишь роль зрителя интересного фильма: прекрасного и трагического, но не вполне настоящего. И хотя кажется, что такой человек живёт ради других, на самом деле, как отмечает Юнг, говоря о материнском комплексе, он живёт за счёт них, потому что без них жизнь его пуста, так как лишена реального внутреннего содержания. Более продвинутому человеку жизнь в этом случае может казаться иллюзорной: и с точки зрения вечности это совершенно справедливо, потому что без личных свершений, которые бы затрагивали материю жизни человека, существование его как индивида и в самом деле является чистой иллюзией. И в целом можно сказать, что архетип Великой Матери даёт ощутить современному человеку лишь иллюзию полноты, но не её саму.

Юнг называет поглощенность этими архетипами "раздутостью, распылением" (inflation), указывая, что личность увеличивается до чего-то большего, чем она сама, что вовсе не является ничьим личным, а только коллективным. Если человек не проводит критической демаркационной линии между эго и фигурами бессознательного, чувство своего подобия Богу или ощущение себя сверхчеловеком, вызываемое этими архетипами, вводит его в иллюзию. Юнг указывает, что когда "я" попадает под власть подсознания, оно разделяет его архаическую природу и попадает в "релятивизированный пространственно-временной континуум, характерный для бессознательного как такового"[14]. Проще говоря, человек выпадает из своего времени и теряет свое место в жизни.

И если короткое время мы можем владеть феноменальным мужеством, или быть бесконечно мудры и всепрощающи, всё же это "выше нас", и это то, чем мы не можем обладать лишь по своему желанию. Надо признать, что мы ещё не понимаем те силы, которые движут людьми в таком состоянии. Поэтому чувство смирения перед лицом их абсолютно необходимо. Но когда эго отказываться от части своей веры во всемогущество и человек находит точку опоры где-то между сознанием с трудноопределяемыми ценностями и бессознательным с его витальностью и властью, это знаменует появление нового центра личности, отличающегося по природе от центра эго. Юнг называет этот новый центр личности "самость" (self — "самость, самобытность").

ПУТЬ К ЦЕНТРУ

Мы рассмотрели проявление корневых архетипы психики, которое носит, во многом, природный характер. Инстинкт самосохранения обнаруживает себя в формировании Персоны и Тени, стремление к партнёру — в образах Анимы и Анимуса, а прошлая детская зависимость от родителей вызывает в памяти архетипы Мудрого Старца и Великой Матери. Теперь перейдём к наиболее человеческой потребности найти себя и определить пространство вокруг себя, которую у Юнга выражает образ Себя и связанный с ним геометрический мандальный символизм.

Юнг определяет понятие Себя как эйдос: то есть первичную и невыразимую идею, формулируемую нами как единство и целостность. На это представление Юнга натолкнула идея алхимиков о некой метафизической субстанции, скрытой в теле человека, "которая ни в каком лекарстве не нуждается, но сама является не поддающемся порче лекарством."[17] Искомая субстанция может находится и внутри человека (как постигнутая им истина, неделимая точка и то "горчиное зерно", из которого вырастает "царство Божие"), и вне его (как природа или Бог, общий для всех), но остается одной и той же. Понятие самобытности (или в принятом научном переводе — Самости) у Юнга состоит с одной стороны из знания своей уникальной природы, а с другой — от близких взаимоотношений со всей жизнью: не только человеческой, но растительной и животной, и даже с неорганической материей и космосом.

Эго и Самость различаются как "кто" и "что": Эго — субъективный и пристрастный взгляд на мир, Самость — объективный и нейтральный факт целостности. "Самость не может быть локализована в инидвидуальном эго-сознании, она ведет себя как окружающая его атмосфера, для которой невозможно установить определенные границы ни во времени, ни в пространстве."[18] Она приносит чувство примирения с жизнью, которая воспринимается такой, как она есть, а не такой, как она должна быть, согласно своим заранее усвоенным представлениям: "Это как если бы руководство жизни исходило из одного невидимого центра... и в этом освобождение от всякого принуждения и невозможной ответственности, что является неизбежным результатом прикосновения к мистическому."[19]

Восприятие центра Самости архетипично, и отражается во снах и фантазиях в множестве разных образов, которые могут быть названы архетипами себя. Новый образ Себя может появиться во сне как животное или из яйца, как фигура гермафродита (очевидный символ полноты) или как "сокровище, которого трудно достичь". В последнем случае это часто драгоценность (бриллиант или жемчужина), цветок или золотой шар. Частый символ самобытности — ребёнок, иногда божественный, иногда обычный, и даже оборванец. В мифах и фольклоре часто появляется мотив ребёнка, и особый акцент на этом образе ставится в религиях, особенно в христианстве.

Юнг подчёркивает, что неуловимый центр Самости, как и любой архетип, нельзя описать чисто рационально. "Если бессознательное говорит о Солнце и отождествляет с ним льва, короля, золотой меч, охраняемый драконом, или энергию, которая даёт жизнь и здоровье человеку, это ни то и ни другое, но нечто неизвестное, которое находит более менее адекватное выражение во всём этом, и — к вечной досаде интеллекта — остаётся неизвестным и не укладывается ни в какую формулу."[20]

Искомый центр индивидуальности астрологически действительно связан с архетипом Солнца, оформление которого исторически связано с утверждением автономии человека по отношению к обществу, его самостоятельности, с которой связано и само название этого центра у Юнга — Самость. Солнце, в астрологии соотносимое с сердцем человека, символизирует другой способ организации личности, чем Юпитер (или Персона): не зависящий от социального воспитания, но от личного психофизиологического восприятия реальности.

Образ же ребёнка обозначает переход к меркурианскому архетипу, исторически обозначающему дальнейшее развитие личности, когда самобытной становится не только индивидуальность, но и её мысль. Развивая в себе независимость и настаивая на ней, ребёнок шалит, нарушая запреты взрослых, чтобы выработать собственную интеллектуальную позицию — поэтому одна из последних стадий алхимического процесса называется игрой. Здесь образ ребёнка смыкается с архетипом Трюкача-трикстера в том ракурсе, который обозначает достижения человеческой мысли, а не её Тень. Знак Льва, как знак зрелости, покровительствует образу ребёнка и психоаналитики подхватили эту идею Юнга: человек лелеет в себе свою будущую новую индивидуальность как дитя — ведь она должна постепенно родиться, вырасти и развиться в нём.

Независимость сознания приводит к силе свободной воли, что отражает архетип Марса — и идеальный образ человека, непобедимого воина и мудрого пастыря. К нему относятся образы Будды и Христа, которые Юнг называет наиболее развитыми выражениями архетипа себя, проявленными человечеством. Центр Самости в каком-то смысле можно назвать центром самостоятельного видения мира, что относится к Меркриую, но в ещё большей степени это центр воли: огненного начала неистового действия, символизируемого Марсом. Понимаемый таким образом, центр Самости включает в свою орбиту тайную магию природы, на которой не ставит акцента солнечный архетип, будучи прежде всего образом культурного развития и проявления своей индивидуальности.

Юнг описывает процесс индивидуации как психологическое путешествие (ещё один архетипический образ, который часто всречается в сказках). Это может быть мучительная и скользкая дорога, и порой приходится ходить по кругу, однако опыт показывает, что на самом деле круг оказывается спиралью. На этом пути человека ждут опасности от столкновение с бессознательными областями души: и психические заболевания показывают, что они не мнимые, а настоящие. "Всё, что проявляется в форме образов, то есть символически, не является вопросом вымышленной опасности, но очень реального риска, от которого может зависеть судьба всей жизни. Главная опасность — в подчинении чарующему влиянию архетипов. Если мы уступим этому воздействию, мы можем прийти к мёртвой точке бездействия или к отождествлению с архетипической личностью"[21].

Древние архетипы, заполняющие своей полнотой неполноту личности и тем оказывающие на неё сильнейшее влияние, словно проверяют устойчивость вновь созданного центра. Остаётся ли человек Собой при соприкосновении с образами прежних веков — которые он бессознательно воспринял из культуры и которые в его душе хранятся в столь же первозданном и туманном виде, какими они были на заре развития сознания? Если вторжение стихии бессознательного не страшно для личного "я", тогда можно сказать, что человек действительно обрёл свой философский камень. И может быть, кристалл его сознания, возвращающийся после смерти в коллективное бессознательное, действительно не исчезнет, но сохранится в вечности. Природа несомненно заботится о жизни своих творений — именно поэтому неистовой стихие Марса исторически предшествует игра Меркурия: своё осознание мира держит волю в рамках до тех пор, пока она может угрожать распаду личности. Всеми возможными уловками Трюкач уводит нас от истины Себя, не допуская вторжения бессознательного, и продолжает свою охранную игру и тогда, когда тайное становится явным.

В путешествиях индивидуации у души существует защитный механизм, и Юнг уделяет ему много места, говоря о мандалах. Мандала представляет собой защитные стены магического круга или квадрата, центральная точка внутри которого в религиях раскрывает природу божества. Когда разум человека выдерживает вторжение бессознательного, его психика часто создаёт нечто подобное: границу по краям и центральную фигуру внутри, что выражает меркурианское стремление к организации внутреннего пространства. В "безопасном", "священном", центральном месте помещается нечто, в чём Юнг видит образ нового центра индивидуальности, способного организовать вокруг себя как прежнюю, так и вновь воспринятую реальность. Проявляющиеся во снах геометрические фигуры более или менее правильной формы, и всё, содержащее число четыре: от креста с равными краями до четырёх орехов, лежащих на тарелке — являются, по Юнгу, манадалами, построениями Меркурия и защитными стенами, хранящими внутри порой ещё невидимый символ Себя.

"Опыт показывает, что индивидуальные мандалы символизируют порядок и возникают у пациентов в основном в периоды психической дезориентации или переориентации. В качестве магических кругов они связывают и подчиняют необузданные силы, принадлежащие миру тьмы, и создают, либо очерчивают порядок, преобразующий хаос в космос."[22] Такое определение и четырех-частная форма мандал напоминает мифологическую роль царя богов, создающего космос из хаоса. Царь богов — архетип Юпитера — связан с четырьмя сторонами света: как главным принципом организации пространства, и покровительствует городам, которые в древности также строились по принципу квадрата, в стремлении воплотить в земном устройстве небесную идею гармонии мира, основанного на 4-х стихиях. Так же строились и храмы. Архетип Юпитера символизирует религию и единство организации частей мира.

Мандальный символизм встречается в снах и видениях, часто сопровождаясь сильным чувством гармонии и покоя. Мандальные видения проявляются как выход в сферу "активного воображения", как "интенсивная концентрация на обратной стороне сознания", чтобы сделать её доступной для разума. Вот пример такого сна:

"Я взбиралась на гору и дошла до места, где увидела семь камней, стоящих передо мной, семь по обе стороны и семь позади меня. Камни были плоские как ступеньки, и я попыталась взойти по четырём ступенькам, ближайшим ко мне. Во время этого я обнаружила, что эти камни — статуи четырёх богов, закопанных в землю. Я их выкопала и поставила так, что сама оказалась посередине. Вдруг они стали склоняться одна к другой до тех пор, пока их головы не соприкоснулись, образуя надо мной подобие шатра. Я упала на землю и сказала: "Падайте на меня, если хотите, а я устала." Тогда я увидела, что вокруг четырёх богов формируется кольцо пламени. Через некоторое время я поднялась, и отбросила статуи. Там, где они упали, поднялись четыре дерева. И голубые языки пламени, возникшие из кольца огня, стали сжигать крону деревьев. Глядя на это, я решила: "Это нужно остановить. Я должна войти в огонь сама, чтобы листва не сгорела". И я вступила в огонь. Деревья исчезли, а кольцо огня сомкнулось в единое голубое пламя, которое приподняло меня над землёй."[23]

В этом видении различима идея средней точки, которая достигается с трудом и путём преодоления опасностей, а также заметны образы квадрата и круга. Мандальный символизм может быть проще, чем в этом примере: например, квадрат с фонтаном в центре и люди, гуляющие вокруг. А иногда мандала содержит множество геометрических фигур, вписанных друг в друга, что указывает на последовательную и сложную организацию пространства. Но не случайно она ведёт начало от круга и колеса, который во всём мире связан с архетипом Солнца, обозначающим стадию выделения и формирования в сознании понятия индивидуальности. Увидев в буддийских и христианских мандалах аналог процесса самоорганизации психики вокруг невидимого центра, Юнг нашёл на удивление верный и наиболее глубокий символ для обозначения идеи Самости.

Мандала иногда подобна танцующему видению и основана на том же принципе, что ритуальные или народные танцы, где происходит круговое движение около центральной точки, расхождение в четыре угла и возвращение к центру. Таким образом, символизм мандалы вбирает в себя ещё одну архетипическую характеристику Солнца — движение, выделяющее светило из статичного пейзажа и символизирующее его самостоятельность (что и соотносит его с идеей самости). Видимый круг по небосклону, которое оно описывает изо дня в день, является наиболее первозданной и простой мандалой и тем естественным магическим кругом жизненных повторений, который не даёт распасться на части нашему сознанию — нашему осмыслению мира и себя в нём. И неслучайно наиболее интересным видением среди описанных Юнгом снов в его книге "Психология и алхимия" было видение мировых часов. Это "великое видение", как называет его Юнг, четырёхмерных мировых часов с тремя стрелками, движущимися с разной скоростью, сопровождалось у пациента чувством "возвышенной гармонии" и указывало на благополучное разрешение его проблем. Видение мировых часов  символизировало изначальный и универсальный вид движения: движение времени, который для человека издревле олицетворяло Солнце, катящееся по небосводу.

Юнг отмечал, что вращательная динамика мандального символизма типична для людей, которые более не могут создавать проекции божественного образа — то есть находить Бога вовне себя — и таким образом, находятся в опасности "распыления" своего "я". Она характерна для людей в состоянии стресса, но она же служит показателем формирования новой личности: показателем динамики жизни души и духовного движения. В разных религиях мы встречаем утверждение о том, что "я" со всеми его стремлениями и желаниями, даже интеллектуальными и духовными, должно быть утрачено (в христианстве это призыв "будьте как дети" и часто цитируемое утверждение "блаженны нищие духом"). Но это лишь первый шаг внутреннего преображения. На самом деле ни личное сознание, ни более глубоко лежащее индивидуальное "я" не утрачивается: первое уподобило бы нас немыслящим животным, второе — лишённым своей уникальности механическим роботам. Исчезает лишь прежнее понятие о своём "я", чтобы на смену ему пришло новое, более широкое, гармонично включающее в орбиту себя то, что выходит за рамки оперативной памяти своего мозга и отдельности своего тела.

Мандальные кольца круга или квадрата предохраняют личность от взрыва и расщепления и защищают внутреннюю цель. Они подобны оградам священных мест, охранявших богов древности, и Юнг определяет мандалу как целостность видения Бога. Но в современной мандале в центре редко помещается бог: мы находим там множество разных символов и даже реальных людей. И Юнг делает естественный вывод: в современной мандале — которая является психической опорой в экстремальных обстоятельствах и в целом помогает раскрытию индивидуальности — "нет божества, подчинения ему и примирения с ним. Похоже на то, что место божества занимает вся полнота человека."[24]

Юнг написал это полвека назад, но и сегодня всё ещё кажется страшным расстаться с традиционным представлением о Боге и заменить его "просто" образом своей новой личности. Чтобы осознать свои сильные качества, человек стремится видеть их в некоем внешнем идеальном образе, подобно тому, как остаётся потребность проецировать свои недостатки на злодейскую Тень. Нам кажется, что без Бога мы лишимся той невидимой охраны, которая на самом деле дана человеку и вне церкви, вне зависимости от других людей и даже культуры, поскольку вся история человечества записана в его личной и коллективной памяти бессознательного. Нам кажется, что, соприкоснувшись со стихией бессознательного, мы непременно сойдём с ума или погубим душу в бездне падения в неуправляемый хаос эмоций. Но на самом деле мы окажемся не в первобытном Хаосе, а в первозданном Космосе, устроенном согласно совершенным законам, которые, правда, мы ещё не постигли.

Образы бессознательного — чудеса сказок и снов — пугают нас, и они действительно порой страшны, но лишь в той мере, в какой они доносят искажённое и субъективное видение мира. Универсальный архетип, скрытый за этими образами, прекрасен, как прекрасны образы мифов. Миф обладает целостностью и полнотой, и архетип в истинном смысле слова — это не хитрый старик, но мудрый прародитель; не злой дух, но творец и создатель; не русалка-обольстительница, но власть самой красавицы-природы. Астрология архетипов раскрывает перед нами в первую очередь черты этих, возвышенных образов. Но если архетипы являются нам как-то иначе, дело не в кознях лукавого и не в низком уровне культуры общества, а в нас самих.

Целя душу, психология смыкается с религией, однако сегодня старых религиозных воззрений оказывается недостаточно, чтобы они могли противостоять современным заблуждениям разума, за две тысячи лет продвинувшегося далеко вперёд по сравнению с сознанием римских рабов. Будучи практиком, Юнг пошёл глубже христианских догм и сомкнул психологию с алхимией и мифологией.

В расширении восприятия от личных представлений и образов современной культуры до архетипического, астрологического универсализма мифов — тот путь, который делает познание безопасным.

вернуться к списку книг

вернуться на главную страницу

[1] Юнг К.Г. Archetypes of the Collective Unconscious. London, 1959 p.82

[2] Юнг К.Г. Archetypes of the Collective Unconscious. London, 1959 p.187

[3] Fordham F. An introduction to Jung's psychology. Great Britain, 1966

[4] Семира и В.Веташ. Астрология и мифология. Воронеж, 1994/ СПб, 1998

[5] Юнг К.Г. Отношения между эго и бессознательным // Two essay on Analytical Psychology, London, 1966 C.305

[6] Интересно, что архетип Персоны напрямую сопоставляется с понятием тоналя в популярной книге Кастанеды, которое так же хорошо выявляет и черты юпитерианского архетипа. Тональ — это тоже “социальное лицо” и одновременно “хранитель и организатор мира, на плечах которого покоится задача создания мирвого порядка из хаоса” и задача которого – “судить, оценивать и свидетельствовать”. Кастанеда пишет о нем: “Хранитель мыслит широко и все понимает, но охранник бдительный, костный и чаще всего деспот. Следовательно, тональ во всех нас превратился в мелочного и деспотичного охранника, тогда как он должен являться широко мыслящим хранителем.”
     Противоположное тоналю понятие нагваля, для которого нет названий и которое в полной мере проявляется в момент смерти, сопоставимо бессознательному: “Мы чувствуем, что существует еще одна часть нас, но тональ захватывает рычаги управления. Он ослепляет нас другую часть истинной пары -- нагваль” (К.Кастанеда. Сказки и силе. Киев, 1992 CC.122-131) Исторически, нагваль – образ духа предка.

[7] Юнг К.Г. Отношения между эго и бессознательным // Two essay on Analytical Psychology. London, 1966, p.301

[8] Юнг К.Г. Эон. Собр.соч. Т.9 С.24

[9] Юнг К.Г. Archetypes of the Collective Unconscious. London, 1959 p.64

[10] Юнг К.Г. Отношения между эго и бессознательным // Two essay on Analytical Psychology. London, 1966 p.302

[11] там же, p.332

[12] Юнг К.Г. О перерождении // Two essay on Analytical Psychology. London, 1966 p.223

[13] там же, p.284

[14] Юнг К.Г. Эон. М., 1997 C.36

[15] Юнг К.Г. Комментарии к “Секрету Золотого цветка”: The Secret of the Golden Flower. London, 1929 p.2-3

[16] Юнг К.Г. Эон. М., 1997 C.45

[17] там же, C.183

[18] там же, C.189

[19] Юнг К.Г. Комментарии к “Секрету Золотого цветка”: The Secret of the Golden Flower. London, 1929, p.77-78

[20] Юнг К.Г. Психология архетипа ребенка // Archetypes of the Collective Unconscious. London, 1959 p.267

[21] Юнг К.Г. Archetypes of the Collective Unconscious. London, 1959 p.82

[22] там же, C.44

[23] Юнг К.Г. Отношения между эго и бессознательным // Two essay on Analytical Psychology. London, 1966 p. 366

[24] Юнг К.Г. Psychology and Religion. London, 1958 p.139